Так, теперь можно подумать о костре…

Егерь похлопал себя по карманам. Точнее — по тем местам, где они раньше были. Скворцов хорошо помнил: два нагрудных кармана на рубашке. Теперь их не было. Странно, не мог же он отодрать их во время стирки! Или мог? Вот черт! Ведь в нагрудный карман он положил карту памяти, которую ему вручил Жерех. Пропала, значит…

Зажигалка нашлась в кармане штанов, но вот с топливом была проблема. На Сирене не росли деревья. Флакончика тетратила хватило бы, чтобы устроить костер, скажем, из известнякового валуна, но жарить на таком костре рыбу стали бы только самоубийцы. Впрочем, тетратила все равно не было.

Скворцов обошел лагуну и собрал приличную охапку сухих водорослей. А еще он нашел на прибрежных камнях серый налет хлористого натрия. Если пропечь рыбу не удастся, пусть она хотя бы будет соленой, решил егерь. Он вернулся к месту стоянки, чрезвычайно собой довольный.

— Ну-с, — сказал он, — как наша рыбка?

Реми ему не ответила. Она сидела на валуне, закрыв лицо руками. Наполовину очищенная рыба-сова валялась у ее ног.

Егерь бросил охапку водорослей на песок, выложил соль аккуратной горкой на валун. Вытер ладони о штаны, подошел к девушке, присел на корточки.

— Эй! — позвал он. — Что с тобой?

Реми вскочила, отпихнула его от себя. От неожиданности Скворцов потерял равновесие и сел на задницу.

— С ума сошла!

— Учти, Скворцов! — выкрикнула она. — Не было у нас ничего! Слышишь!

Егерь поднялся, пробурчал:

— Не было так не было… Что я, насильно, что ли…

Реми сорвалась с места, помчалась вдоль берега, разбрызгивая кроссовками мелкие лужицы. Скворцов собрался было кинуться следом. «Черт ее знает, наделает еще глупостей, расхлебывай потом… Все-таки в первый раз…» Но подумал и решил заняться костром. Ничего она с собой не сделает. Одумается, вернется…

Скворцов не поднял головы, когда послышался хруст коралловой крошки. Сухие водоросли оказались не совсем сухими — пропитались росой, поэтому костер разгорался неохотно. Он сушил в ладонях отдельные талломы, складывал шалашиком. Потом поднес огонек еле теплящейся зажигалки. Шалашик нехотя занялся. Несколько минут егерь следил за тем, чтобы зародыш будущего костра не угас, и оглянулся только тогда, когда услышал шварканье раковины о прочную чешую рыбы-совы…

…Рыбка получилась, что надо. Пропеченная, посоленная — не чета субтильным жемчужницам из подземного озера. Реми уплетала за обе щеки, губы и пальцы ее лоснились от жира. Лед в светлых глазах постепенно таял. И у Скворцова отлегло от сердца. А то егерь уже начал опасаться, что по возвращении загремит на рудники Парадиза-16 за изнасилование папиной дочки. Девственницы осьмнадцати с лишним лет… Могли, кстати, шлепнуть прямо здесь, на Сирене. И списать на исчезновение во время Карлика… А что? С их Пасаделя станется! У него глаза не столько профессионального телохранителя, сколько профессионального убийцы. Бывший сержант звездной пехоты таких повидал. Один Кемпнер-мясник чего стоит… стоил…

— Кстати, Реми, — сказал он, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. — Ты что-нибудь помнишь после того момента, когда тебя схватили эти… клейкие нити?

— Это медуза, — машинально поправила его Ремина. — Хаотично распределенная…

— Ого! — восхитился Скворцов. — Кто тебе сказал?

— Ты, Эндрю.

— Я?! Не помню…

— Во сне, — уточнила Реми.

— А-а… Интересные у тебя сны…

— Не очень, — буркнула она.

Егерь осекся. Не хватил ли он через край? Вдруг опять начнется истерика.

— Что я помню… — проговорила Реми. — Сначала я сильно испугалась. Подумала: все, из этой гадости мне не вырваться. Потом стало очень обидно. Мы столько пережили, столько прошли и вот теперь погибнем от какой-то клейкой дряни… В общем, я пыталась вырваться, как могла. А она, медуза эта, заволокла меня в пещеру и вдруг отпустила. Пришла я в себя, вижу — никого. Протоплазма булькает в «колбах». И вдруг появляется она — венценосная аксла!

— Отличное определение! — одобрил Скворцов. — Надо запомнить. Извини, продолжай!

— Она позвала крабопаука и велела меня поднять, — продолжала Ремина, воодушевляясь. — Не словами велела, а горловым таким клекотом… Я бы и сама встала, да сил совсем не осталось. Крабопаук схватил меня клешней и понес. Из этой… лаборатории в другую пещеру. Небольшую, уютную даже. Там было очень красиво, Эндрю. Освещалась пещера не плесенью и не рачками в трубках, а летучим крилем. Он роился под потолком разлохмаченной такой спиралью, как галактика… А в центре пещеры возвышалось ложе, вроде операционного стола. Крабопаук посадил меня на этот стол и убрался из пещеры. Тогда ко мне подошла венценосная аксла. Заклекотала низко так. И лапами начала делать пассы. — Реми показала, как именно. — Мне сразу спокойно стало… Тепло… Как будто в детстве, когда в коляске укачивали. Усталость и боль куда-то улетучились… Я расслабилась, лежу, в потолок смотрю, на галактику из криля. А она, галактика эта, вращается быстрее и быстрее и опускается ниже и ниже… Тогда мне стало казаться, что это и вправду галактика и что я приближаюсь к ней с сумасшедшей скоростью… Но, наверное, я уже засыпала…

— А аксла эта, венценосная, ничего с тобой больше не сделала? — спросил егерь.

— Ммм… Не помню… Вроде к руке прикоснулась… Уколола чем-то. Не больно совсем…

— В правую уколола? На сгибе локтя?

— Да, кажется… А откуда ты знаешь?

— Вот, смотри! — Он протянул правую руку, ткнул пальцем в крохотную припухлость на локтевом сгибе. — Есть у тебя такое?

Реми вскочила, как ужаленная мореной, уставилась на свою руку.

— Есть, — проговорила она. — Что это такое, Эндрю?

— Надеюсь, ничего страшного, — отозвался тот после некоторого раздумья. — Вряд ли твоя венценосная хотела нас убить. Для этого у нее была масса других способов… Скорее всего, она взяла у нас кровь…

— Зачем?!

Скворцов хмыкнул.

— Зачем берут кровь? — проговорил он. — Для анализа, разумеется… Может, не взяла, а наоборот — впрыснула что-то…

— Что именно?

— Не знаю, — отозвался егерь, — но предполагаю, что какой-то афродизиак… Не зря же мы так… завелись…

Ремине хотелось съязвить: ну да, с тобой можно только под афродизиаком, но остереглась. Она читала, что мужчины могут простить многое, но только не намек на свою мужскую несостоятельность. Нужно было срочно переводить разговор на другую тему.

— Можно теперь я спрошу, Эндрю?

— Да, ми… — он чуть было не сказал «милая», но во время поперхнулся.

Ремина постучала ему по спине твердым кулачком и продолжала:

— Это правда, что из всей роты капитана Кемпнера на Немезиде выжили только он и… ты?