Реми потеряла егеря из виду. Она хотела перебраться на другую сторону каменной колонны, но почувствовала, что на лодыжке сомкнулись сильные пальцы, и вздохнула с облегчением.

— Эндрю… О Иисусе! Нам нужно…

Пальцы принадлежали Кемпнеру — капитану-мяснику. Людоед материализовался из пара — здоровенный, косматый, полностью сбрендивший. На латунных звездах искрились капельки воды.

Реми судорожно вцепилась в известковые наросты. Вжала голову в плечи и застыла, словно кролик под взглядом удава. Кемпнер сверкнул глазами. Не отпуская лодыжки Реми, он потянулся вверх.

— Раз! Лягушка пошла погулять! — прохрипел капитан надтреснутым голосом. Перехватился, притиснул Реми к сталактиту так крепко, что она лишилась возможности вздохнуть. — Два! Золотого сверчка захотелось поймать!

Кемпнер уже висел за ее спиной; щекотал спутанной бородой шею и плечи Реми.

— Три! Длился недолго лягухин поход! — он вынул из-за пояса обломок ножа. — Четыре! — просипел, касаясь губами волос на ее голове. — Сама забрела она к полозу в рот!

Скворцов ударил Кемпнера кулаком в ухо. Людоед скривился, будто ахнул стакан медицинского спирта; по бороде и покрытой коростой шее потекли струйки крови. И в этот момент Реми вновь обрела волю.

Завопила так громко, как только могла, оттолкнулась от сталагмита руками и ногами. Соскользнула на полметра ниже. Обломок ножа рванулся вперед, срезал с головы Реми лоскут кожи и вонзился в известняк.

Реми отчаянно взвизгнула, забилась, точно в припадке, силясь скинуть с себя капитана. Скворцов протянул руку и всадил пальцы в рану на спине Кемпнера. Сжал кулак, ощущая, как сминаются в ладони складки пропитанного кровью кителя, а вместе с ними — кожа, слой подкожного жира и мышечные волокна.

— А-а-а! — заорали в три глотки Скворцов, Кемпнер и Реми. Егерь отвел руку в сторону, неожиданно легко оторвал Кемпнера от Реми и сталагмита. Разжал кулак, стряхнул людоеда, как стряхивают с пальцев раздавленного комара. Кемпнер упал, брякнулся об каменный пол пещеры, словно мешок с навозом. В следующую секунду неподвижного людоеда накрыло клубами густого пара.

— Ты как? — Скворцов прижал Реми к себе, стараясь не пачкать ее кровью Кемпнера.

— Я… я… — Реми захныкала, по грязным щекам покатились крупные слезы. — Что он со мной сделал, Эндрю?

Скворцов осторожно раздвинул ее волосы.

— Царапина, детка. Уф! — выдохнул он так, словно с плеч свалилась непосильная ноша. — Слава богу! Всего лишь царапина!

— Точно? — Реми заморгала, ей казалось, что Кемпнер, по меньшей мере, снял с нее скальп.

— Точно-точно, — егерь вымученно улыбнулся. — Взобраться сможешь?

— Наверное. Попытаюсь.

— Давай! — Скворцов погладил ее по спине. — Здесь становится слишком жарко.

Судя по звуку, кипящая вода из расстрелянной «пароварки» била фонтаном. Из-за горячего тумана уже ничего не было видно, кроме сталагмита да трупов нескольких стервятников, что плавали в кипятке у подножия известкового столба.

Отступать было некуда. Дышать в разрушенной псевдолаборатории с каждой секундой становилось труднее.

Скворцов помог Реми добраться до горловины, а ей вновь пришлось тащить егеря за руки, выслушивая попутно поток отборной брани.

Потом они лежали вповалку, глядели на свечение свода. Из горловины, через которую они выбрались, валил пар — точно из гейзера. Неподалеку шелестело волнами озеро электролита. Из жидкости торчали ребра массивного скелета. Судя по размеру, он мог принадлежать одному из тех гигантов, что Реми видела в болотах у подножия Большого барьерного рифа.

«Как, интересно, — подумала она, — столь объемистое животное забрело в пещеры и на такую глубину?»

— Эндрю?..

— Я не знаю, как это возможно… — егерь будто читал ее мысли; он все еще не мог отдышаться и говорил отрывисто. — Разве только… оно родилось здесь…

Он повернулся к Реми, подпер голову рукой.

— Испытательный стенд. Я думаю. Оно создает и проверяет новые виды. На жизнеспособность. На эффективность. Эх, детка, поймать бы какого-нибудь говоруна из церкви Господа Вседержителя за задницу и устроить ему экскурсию. Сюда. Пусть полюбуется мастерской Вседержителя!

Реми поджала губы: ей не очень нравились миссионеры Сирены, но и богохульства были ей неприятны.

— Ты видела, как я Кемпнера, а? — егерь неожиданно рассмеялся. — Как котенка! — он пихнул ногой дружка-иглокожего, который торопился по своим делам; скинул его в курящую горловину. — Если бы узнали ребята с Немезиды… — Скворцов больше не смеялся, он сел прямо, часто заморгал глазами. — Я экзобиолог. После аспирантуры — в звездную пехоту. Сержантские нашивки сразу дали. За то, что писал без ошибок. Драться и стрелять потом научили. Если бы ребята с Немезиды знали! — он размазал рукавом слезы. — Я уделал самого Кемпнера-мясника! Ребята бы, мать их, проставились! С Немезиды ребята! Которых мы эвакуировали на тележках и в пакетах, как продукты из супермаркета!

— Эндрю, прекрати! — Реми ударила егеря кулачком по колену. — Уймись! Без тебя тошно! Зачем я полетела вместе с папа́! Идиотка я, идиотка! И чего мне дома не сиделось?..

— Реми! — тут же услышала она голос папа́. — Кроха, я же здесь!

Второй раз ее было не провести. Реми прижалась к Скворцову, а егерь обнял ее за плечи. Забубнил что-то глупое и оптимистическое. Было непонятно, кого он утешает: Реми или же себя.

— Кроха, я ведь за тобой пришел! Где ты, я тебя не вижу! Выходи, милая, вертолет долго ждать не будет!

Она не могла понять, откуда доносится голос. Из-за озера? Из-за нагромождения камней, что в десяти шагах от них? Из неосвещенного прохода в соседнюю пещеру? Из-под обжитого колониями бактерий свода?

— Твоему старому и толстому папа́ пришлось отправиться за дочкой в эдакую ослиную дыру, а ты не выходишь. Что же ты, кроха? Со мной, кстати, О’Ливи. Этот грамотей тебе действительно нравится?

— Эндрю… — прошептала Реми.

— Что стряслось, детка? — Скворцов уже взял себя в руки. Он раздвинул волосы Реми, поглядел на рану: кровь успела свернуться и застыть черной коркой. Как же ей повезло, что у Кемпнера-мясника был лишь обломок штык-ножа!

— Ты разве не слышишь? — удивилась Реми.

— Нет. — Скворцов отстранил ее от себя, нащупал рукоять пистолета. — Что? Стервятники?

— Опять это существо, — сказала она тихо, потом подняла плечи, выгнула шею, прижала руки к груди и пояснила: — На морского конька которое похоже.

— Этого нам только не хватало…

Скворцов открыл барабан револьвера. Три патрона. Всего-навсего. И еще мачете — погнутое и уже тупое. Любопытно, это та тварь, которую он угостил двумя пулями, никак не угомонится? Или их здесь — тьма-тьмущая? Вернее, табун?