– Как поживаете, миссис О’Нил? – вежливо осведомился Питт.

Значит, это и есть Кэтлин Блейн-О’Нил. Она была хорошенькая, очень женственная, но тем не менее в чертах ее лица чувствовался волевой характер, который не могли скрыть округлость подбородка и ласковый взгляд.

– Как поживаете, мистер Питт? – ответила она почти безразлично, если не считать легкого любопытства.

– Наш гость интересуется искусством фотографии, – заметил О’Нил, стоя к Кэтлин спиной и глядя на Питта, – и я хотел бы показать ему одну-две из наших лучших.

– Разумеется, – улыбнулась Кэтлин Томасу. – Добро пожаловать, мистер Питт. Надеюсь, это вам пригодится. Вы много фотографируете? Полагаю, вы встречались со многими интересными людьми?

Инспектор колебался лишь мгновение.

– Да, миссис О’Нил, я действительно встречал многих интересных людей с совершенно уникальными лицами. Людей и хороших, и дурных.

Она молча разглядывала его.

– Вот эта вам наверняка понравится, – как бы вскользь заметил О’Нил.

Питт подошел к нему и остановился перед большой фотографией в серебряной рамке, изображавшей молодую женщину, в которой он сразу же узнал Кэтлин О’Нил в очень торжественном туалете. За ней стоял мужчина примерно того же возраста, высокий, еще по-юношески худощавый, светловолосый, с волнистой прядью, падавшей на лоб слева. Лицо его было красивое, добродушное, живое, исполненное романтической чувствительности. Питту не надо было спрашивать, не это ли Кингсли Блейн. Он потом спросит, когда они с О’Нилом останутся вдвоем, не Блейн ли отец старшего, белокурого ребенка. Хотя ответ будет очевиден.

– Да, – сказал он задумчиво, – отличный снимок. Я вам очень признателен, мистер О’Нил.

Кэтлин посмотрела на него с интересом.

– Вам это пригодится, мистер Питт? Этот человек был моим первым мужем. Он умер примерно пять лет назад.

Томас почувствовал себя ужасным лицемером. Он лихорадочно обдумывал ответ. Надо сказать, что он в курсе, но как это сделать, не поставив в неловкое положение О’Нила?

Однако тот сам пришел ему на помощь.

– Мистеру Питту известно об этом, дорогая. Я ему рассказывал.

– О, понимаю. – Впрочем, Кэтлин явно ничего не понимала.

Разговор опять замер, но в этот момент дверь отворилась и вошел мужчина. Сначала он поглядел на О’Нила, затем, с выражением острого любопытства, – на Питта. Этот мужчина обращал на себя внимание своим лезвиеобразным носом. Он был плотен, с широкой грудью, несомненно силен, но прихрамывал. Вошедший мельком взглянул на детей – при этом в глазах его промелькнуло выражение чрезвычайной гордости, – а потом повернулся к Питту.

– Доброе утро, батюшка, – сказал О’Нил с очаровательной улыбкой. – Это мистер Питт, мы познакомились в связи с одним делом.

– Неужели? – Проспер Харримор – а это был именно он – взглянул на Питта вполне вежливо, однако настороженно.

Лицо его было необычно: исполненное силы и важности, оно казалось почти угрожающим, однако иногда в глазах проблескивал интеллект, и тогда оно приобретало уязвимый вид. Рот Харримора был искривлен, губы подергивались, но непонятно почему – от недобрых чувств или внутренней боли.

– Очень любезно с вашей стороны навестить нас и избавить от необходимости самим добираться к вам при таком сильном уличном движении. Вы уже завтракали, сэр, или можно предложить вам подкрепиться?

– Вы очень добры, мистер Харримор, но я уже поел, благодарю вас. – Кэтлин, конечно, могла поверить, что он явился из-за интереса к фотографированию, но вряд ли можно с той же легкостью провести ее отца.

– Девлин показал мистеру Питту нашу с Кингсли свадебную фотографию, – сказала, улыбнувшись, Кэтлин.

– В самом деле? – переспросил Харримор, неотрывно глядя на Томаса.

– Великолепный образчик фотографического искусства, – объяснил инспектор, глянув на О’Нила.

– Разумеется, – согласился тот и повернулся к жене: – Наверное, тебе лучше увести детей, моя дорогая, и позаботиться об их утренней прогулке, сейчас очень хорошая погода.

Она подчинилась и встала, правильно поняв, что это не пожелание, а приказ. Извинившись перед гостем и отцом, в сопровождении своих малышей женщина вышла в холл и притворила за собой дверь.

– Мистер Питт пришел в связи с недавней внезапной смертью судьи Стаффорда, – сразу же пояснил О’Нил, и его лицо снова посерьезнело. – Я виделся с беднягой в самый день его смерти, так что, естественно, меня следовало опросить.

– Вы проявили такт, мистер Питт, – медленно произнес Харримор, оглядывая его с ног до головы. – Но почему вы заинтересовались этим вопросом, сэр? Вы не похожи на полицейского.

Питт не знал, как понять эти слова – то ли ему сделали комплимент, то ли высказали неудовольствие.

– Иногда это является преимуществом, – ответил он спокойно. – Но я не вводил мистера О’Нила в заблуждение относительно истинной причины моего визита к вам.

– Разумеется, не вводили. – Во взгляде Харримора промелькнуло что-то похожее на юмор. – А почему полицию заинтересовала смерть мистера Стаффорда?

– Потому что, боюсь, его смерть была насильственной.

Лицо Харримора отвердело.

– Нас это не касается, сэр. В этом доме тоже было много горя в связи с убийством, но, я уверен, вы об этом уже знаете. Мой покойный зять умер насильственной смертью, и я был бы благодарен, если бы вы не раскапывали это дело заново и не расстраивали моих домашних. Моя дочь глубоко страдала, и я сделаю все возможное, чтобы оградить семью от всяких огорчений в будущем.

Взгляд у него был мрачен, а в словах явно звучала невысказанная угроза.

– Вот поэтому я и воздержался в присутствии вашей дочери от упоминания истинной причины моего визита, сэр, – спокойно ответил Томас. – Да ведь миссис О’Нил и не могла что-либо знать о приходе мистера Стаффорда, так как ее не было дома, вот поэтому я и проявил такт.

– Спасибо и на этом, – проворчал Харримор, – хотя понятия не имею, что мог вам рассказать Девлин.

– Очень мало, – поспешил ответить О’Нил, – только то, что мистер Питт уже знает от других. Но, боюсь, ему придется трудно. Дело не из легких.

В ответ Харримор проворчал что-то нечленораздельное.

Дверь опять отворилась, и вошла очень пожилая женщина с большим, тяжелым бюстом, узкоплечая и широкобедрая, но с прямой осанкой и прекрасными седыми волосами. Ее сходство с Харримором было настолько поразительно, что можно было бы и не представлять ее Питту, если бы того не требовала формальная вежливость.

– Здравствуйте, миссис Харримор, – отвечал Томас на ее холодное приветствие.

Ада Харримор пристально разглядывала его еще яркими карими глазами, посаженными так же глубоко, как у сына, и чрезвычайно проницательными.