Она напомнила о своем отце, который, как сказала она, оставался неколебимым в этом вопросе и который никогда не позволит своей дочери нарушить его собственные обязательства по отношению к Богу. Я пытался убедить ее обойтись без его согласия.

— Раймонд, — ответила она, — я люблю отца и никогда не смогу отказаться от его нежности. Кроме этого несчастного обстоятельства с моим обетом, он всегда относился ко мне с самой нежной любовью, ни на миг не переставая обо мне заботиться. Кроме того, мои обязательства по отношению к небу добровольны, и смогут ли люди освободить меня от них, если моя совесть не позволяет мне этого.

Я начал возражать, но раздался звон монастырского колокола, созывающего монахинь, и Агнес ушла, не забыв назначить мне свидание на следующий день в этом же месте и в тот же час. Наши беседы повторялись часто. И вот теперь, дорогой Лоренцо, я нуждаюсь в вашей снисходительности. Взвесьте все обстоятельства наших свиданий, вспомните о нашем отчаянном положении, о нашем чувстве, о нашей молодости, о нашей длительной привязанности друг к другу, и вы поймете, что искушение было слишком сильным. Однажды вечером честь вашей сестры была принесена в жертву моей страсти.

При этих словах в глазах Лоренцо вспыхнул гнев, и он хотел было вскочить со своего места, но маркиз, который увидел его движение, схватил его руку и с силой сжал ее.

— Мой брат, мой друг, умоляю вас, позвольте мне закончить, а до тех пор умерьте ваш гнев и поймите, что если во всем этом и есть преступление, то только мое, а не вашей сестры, на которую падет осуждение.

Лоренцо очень быстро позволил себя уговорить, но окончание рассказа дона Раймонда он слушал уже с видом угрюмого нетерпения.

— Опомнившись, Агнес отскочила от меня с ужасом. Она осыпала меня самыми жестокими словами, принялась бить себя в грудь и раздирать себе лицо с яростью, граничащей с безумием. Внезапно во мне проснулось отвращение к себе, и, дрожа от тоски и отчаяния, я попытался ее утешить, но я не знал, что сказать. Когда я захотел взять ее руку и прижать к губам, она дала мне пощечину и закричала в исступлении, сила которого меня ужаснула:

— Не прикасайтесь ко мне, неблагодарное и вероломное чудовище! Как я ошиблась, доверившись вам! А я всегда считала вас своим другом, своим защитником. Вы овладели мной, как проституткой. Вон отсюда, презренный, вы больше не увидите меня!

И она скрылась в келье. Я ушел, отупев от страдания и смущения. Назавтра с утра я был на своем посту, но в течение многих дней Агнес не считала нужным показываться.

Наконец однажды она прошла неподалеку от того места, где я делал вид, что работаю. Увидев меня, она отвернулась, а спустя некоторое время старый садовник объявил мне, что она считает мое присутствие в монастыре преступлением, и если я буду и впредь попадаться ей на глаза, она решится все открыть настоятельнице, а что касается его самого, то, черт возьми, если он и согласен в крайнем случае потерять свое место, то рисковать ради меня и оказаться в тюрьме Инквизиции он не собирается.

Вся моя диалектика была бессильна побороть ее категоричность, и мне оставалось только решиться никогда больше не переступать порог монастыря. Тут моего отца поразил сильнейший апоплексический удар, из-за чего мне пришлось поехать в Андалузию. Я нашел отца при смерти. Однако он умер не сразу, хотя уже никогда полностью не приходил в сознание в течение всей агонии, которая тянулась несколько месяцев. Наконец он умер. Мои обязанности сиделки и необходимость привести в порядок дела, которые были прерваны его кончиной, до последнего времени удерживали меня вдали от Мадрида. Я вернулся только четыре дня назад и, придя к себе, нашел ожидавшее меня письмо.

И он протянул Лоренцо листок:

Увы! Раймонд, я хотела бы думать о вас только с ненавистью, но отныне я этого больше не могу, да и маленькое существо, которое живет во мне, приказывает мне простить его отца. Я дрожу от мысли о мщении аббатисы, и мы оба погибли, если только откроется мое положение. Посоветуйте мне что-нибудь, но не старайтесь увидеть меня! Ах! Как жестока моя жизнь! Без сомнения, смерть моего бедного отца в то время, когда мы еще встречались, разрушила огромное препятствие, и я больше могу не опасаться его гнева, но гнев Господний?

О! Раймонд, кто меня защитит? Напишите мне, супруг мой! Скажите, что разлука не умалила вашу любовь и что вы предпримете все на свете, чтобы не дать погибнуть будущему ребенку и его несчастной матери. Я с тревогой жду вашего ответа. Лучше всего передать его, вложив письмо под ноги большой статуи, которая находится в церкви Капуцинов. Каждый четверг я хожу на исповедь и найду способ взять его, не привлекая внимания.

До свидания, мой обожаемый палач.

Агнес

Лоренцо молча вернул письмо своему собеседнику, но его лоб оставался нахмуренным, он начинал что-то понимать — так бывает с человеком, который чувствует, как просыпаются в нем движения души, до сих пор ему неведомые.

Маркиз, положив письмо обратно в свой секретер, продолжал:

— Я только что получил другое письмо — от герцога-кардинала де Лерна, который мне сообщает, что получение буллы с освобождением от обета — вопрос нескольких дней. Но кардинал предупреждает меня о досаде настоятельницы и возможном предательстве с ее стороны. Он мне советует тайно увезти Агнес из монастыря, боясь, как бы настоятельница не стала удерживать ее силой и не искала способа обойти папский приказ. У меня есть ключ от сада, а письмо, которое вы видели сегодня вечером, предупреждает Агнес о моих приготовлениях и назначает ей свидание завтра в полночь. Теперь вы видите, что обстоятельства торопят, и я рассчитываю, что вы не только простите мне минуту слабости, в сущности вполне извинительную, но что вы поможете мне исправить ошибку, совершенную по отношению к вашей сестре, и стать, как того желает мое сердце, ее законным супругом.

О вы, что так уверены в себе,

Надменность — продырявленная лодка,

Которой волны, как хотят, играют.

И ветер, что развеивает дым,

В покое не нуждается…

Александр Поуп

Раймонд де Лас Систернас закончил свой рассказ. Лоренцо еще какое-то время глядел на него молча, поглощенный жестокой внутренней борьбой. Затем резко поднялся.

— Раймонд, — сказал он, мягко коснувшись его рукой, — если строго следовать правилам чести, то всей вашей крови не хватит, чтобы смыть пятно, которым вы обесчестили наше имя; но обстоятельства дела оправдывают вас, и я никогда не буду видеть в вас врага. Ваша исповедь тронула меня, я глубоко люблю свою сестру, и нет на свете человека, которому я охотнее доверил бы ее, чем вам. Но я хочу сделать больше: завтра я буду рядом с вами и сам отвезу Агнес в дом кардинала. Я надеюсь, что одного моего присутствия будет достаточно, чтобы все оправдать.

Они крепко обнялись, и Лоренцо, в свою очередь, сообщил Раймонду, что тому нечего больше бояться доньи Родольфы. Пять месяцев назад она в приступе бешенства вскрыла себе вены. Ее агония длилась всего несколько часов, и ее смерть стала прямым следствием ее жизни и расплатой за нее.