Проснувшись после короткого сна, я подтянулся к отдушине и внимательно осмотрелся, насколько было возможно. Лагерь крестоносцев будто бы вымер. Только недалеко от моста через куцый ров с пяток стражников тихо бубнили, сидя у жаркого костра. С пасмурного неба накрапывал мелкий дождь вперемешку со снегом. Пронзительный ветер трепал пологи шатров и палаток. Недалекий лес отзывался на каждый порыв ветра протяжным шипением сосновых веток, словно морской прибой.

Мы избавились от цепей. Немного размялись. Я вынул из ножен, спрятанных в рукаве, метательный дротик и стал им сдвигать засов с другой стороны двери через узкую щель между досок. Чуть влажная древесина поддавалась с трудом, плохо скользила и скрипела. Но в шуме ветра нашу тихую возню мало кто мог услышать.

— Делаем все, как договорились. Наше оружие в большом шатре, так что смотри в оба. Прикроешь, пока я соберусь.

— Сделаю, — кивнул головой стрелок, невольно сутулясь и пригибаясь на полусогнутых.

Он опытный лазутчик, не понаслышке знает, что такое действовать тихо и скрытно.

Савелий пошел первым. Я выждал буквально десять секунд и двинулся вслед за ним, но, оказавшись во дворе часовни, не смог сразу заметить моего стрелка. За считаные секунды снайпер сумел вываляться в грязи и налепить на себя клочья сена и прошлогодней листвы. Да так ловко у него это получилось, что я даже не нашелся, что сказать, просто похлопал по плечу Скосаревского няньку и двинулся вслед за ним к шатру. Извлекая из-под куртки кривые ножи, Савелий почти в присядку добрался до сонного стражника под навесом у шатра и встал у него за спиной. Матерый диверсант, орудуя двумя ножами, тихо уложил стражника с перерезанным горлом в грязь. Ни кольчуга, ни чешуйчатый доспех не помогли пехотинцу против кривых черемисских лезвий.

В лагере унылая тишина. Тревожный сон солдат наполнен проклятиями и негодованием в адрес командиров и всей знати. Но никто из них пока не догадывается, что смерть уже дышит в затылки, как трепетная тень от пламени факелов встала за спинами. Короткие парные удары по болевым точкам, хруст шейных позвонков, и вот уже я подхватываю бездыханное тело одного из оруженосцев, чтоб громко не бренчало железом, падая на бревенчатый настил в шатре. Оставляю для стрелка еще троих рыцарских слуг, а сам пока собираю из сундука наше оружие и вещи, что хранились в седельных сумках. Заряжаю свою и его винтовку, быстро накидываю маскхалат и тихо крадусь к выходу, притоптав в грязи между досок настила чадящий факел.

— Пятеро у костра — самая большая помеха, мимо не пройти, но двое стоят за спинами товарищей, так что они первые цели. Ты сними того, что сидит к ним лицом, а я двух стоящих. Дальше по обстоятельствам.

— Даже если тревогу подымут, рыцарей в лагере больше нет, — прохрипел Савелий, так же как и я натягивая маскхалат.

— Есть. Дитриха как-то прозевали. Думал, он в этом шатре, ан нет, в другом месте околачивается. Да наплевать, вперед.

В шуме ветра и капели моросящего дождя звук выстрела винтовок был почти неслышным. На мое счастье, двое сидящих стражников мирно дремали, пригревшись у жаркого пламени. Так что первые, отмеченные как главные цели, отвалились в грязь с пробитыми головами совершенно беззвучно. Мы неспешно успели перезарядиться и вырубить оставшихся. Я подошел к костру и стал расталкивать ногами пылающие поленья. Свет от огня мгновенно померк, и весь дремлющий лагерь погрузился во тьму.

— Может, все же возьмем лошадей? — предложил Савелий, подкравшись ко мне со стороны солдатских палаток вдоль южной стены укрепления.

— Леса здесь густые да дремучие. Не нужны нам лошади. Уйдем в чащу, сам черт туда не сунется, хоть пеший, хоть конный.

— Это верно, вот только путь долог будет, — вздохнул Савелий, поглядывая в сторону конюшни.

— А я ближайшие сто лет никуда не тороплюсь.

Накренив рыцарский флагшток, я срезал ножом богато расшитое знамя ордена с двумя скрещенными мечами на белом фоне и, свернув жгутом, намотал вокруг талии под бахромой плаща.

— А это трофей, на память. Будет чем в долгом походе сапоги чистить.

В ответ на это стрелок только ехидно ухмыльнулся и юркнул в очередную солдатскую палатку. Я обнажил меч и тоже поднырнул как можно тише под промокший полог. На что рассчитывали горе-завоеватели, выставляя в охрану укрепленного лагеря пятерых нерадивых стражников, — непонятно. Если два пусть и весьма опытных диверсанта устроили здесь кровавую резню, не тревожа мирный сон прочих, кого посчитали не опасными, то, стало быть, так им и надо. Мне не было стыдно за эту ночь. Ко мне отнеслись как к трофею, как к добыче на удачной охоте, да еще и намеревались судить или, того хлеще, обменять на каких-то ублюдков дворянских. Нет! Я поступил соответственно своей, пусть и не самой мирной, репутации, так что нечего злиться и биться в истерике. Посеял ветер — пожнешь бурю, как говорится. Я честно предлагал Дитриху просто отпустить меня и извиниться за предоставленные неудобства. Этот напыщенный петух даже не прислушался к моему предложению, так что совесть у меня чиста. Я не прав, знаю. Если была возможность уйти тихо, без лишних жертв, то, стало быть, так и надо было сделать. Но я разошелся, разобиделся на рыцарский орден и его методы ведения международной политики. Вот и досталось невинным солдатам за грехи нерадивых командиров. А в следующий раз пойти на Русь еще подумают. Если Александр ни сном, ни духом о предательстве в отношении меня со стороны своей свиты, то ему дается уникальный повод расставить правильные акценты и поучить кой-кого хорошим манерам.

— Сколько у тебя? — спросил я запыхавшегося стрелка в тот момент, когда мы залегли в густом ельнике на опушке леса.

— Десяток будет, не меньше, — отчитался стрелок, стыдливо загибая пальцы на руках.

— И у меня примерно столько же. Вот жаль только, до Дитриха не добрались. Как сквозь землю провалился, гад.

— Ему еще ответ держать за порезанный лагерь да убитых товарищей.

— Это ты верно заметил. Не мы, так святая церковь, поборником которой он себя считает, достанет гордеца. Если он вообще кому-то нужен, этот выскочка.

— Ну что делать станем, батюшка, как обычно, в чащу или по вдоль дороги?

— В чащу, конечно, зачем нам псы-охотники на хвосте. Ушли из плена, ни единой царапины! Вот только без прибытка, но живы ведь, и на том спасибо!

Драпали от вражеского лагеря почти в темпе марш-броска. В кромешной мгле это было не просто. Под моросящим дождем, по кромкам болот, по пояс в грязи с талым снегом вперемешку. Часа через четыре я понял, что уже не разбираю дороги и пру наугад. Савелий тоже заметно вымотался, но в моем присутствии держался бодро. Искать нас в этой глуши даже не вздумают. Особенно после того как обнаружат порезанных и подстреленных стражников. Мы бежали достаточно долго и умело запутали следы, чтобы быть уверенными в собственной безопасности. Можно остановиться и передохнуть. Опасность миновала, и нет смысла пороть горячку, прорываясь к своим. Мы не на фронте, а в этом дремучем лесу можем чувствовать себя как дома.