Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой Вадим Геннадьевич?
Анатолий устало хохотнул:
– Да хрен его знает, какой. Я не в курсе, ты не в курсе, а она его знает, говорит на операции бедолага, ее попросил.
– Бред. Отправил их?
– Да вот, отправил, а сейчас уже жалею, может надо было придержать? У тебя-то там как? Чего трубу не брал?
Фадеев тихо выругался и отрывисто бросил:
– Работаем. Убирай всех посторонних с территории, поваров, горничных – всех гони в шею. А то еще Григ-Грига дома пристрелят.
* * *
Было около десяти, когда Фадеев, наконец, вышел на стоянку. Зазвонил телефон. Коротко тренькнул и заглох. Глеб поморщился, активировал экран, чтобы посмотреть, кто звонил. «Варвара». Он постоял, соображая, что это может означать, но решил, что его мозг сегодня больше не способен на аналитическую работу и расшифровывать, что девушка хотела, отказывается.
Набрал номер. Сигнал прошел, после двух гудков в динамиках раздался грохот, музыка и визги. Фадеев замер у машины.
– Ты где? – спросил вместо приветствия.
Торопливый и приглушенный голос, будто девушка прикрывает ладонью микрофон.
– Алло, Глеб, не надо приезжать, я случайно набрала, хотела Тавра, а попала на тебя, – отрывистый визг рядом. Девушка чертыхнулась.
– Ты где, я тебя спрашиваю? – повторил с нажимом. Варвара назвала адрес. – Сейчас буду.
– Да не надо, говорю же!
Он уже не слушал: бросив сотовый на переднее сиденье, завел двигатель и рванул со стоянки.
По дороге набрал Тавра – из динамика на него полились уже знакомые звуки, визг и грохот музыки.
– Глеб Иванович, – протянул виновато водитель, – я на час отъехал по поручению Светланы…
Глеб прикинул, что доберется быстрее, если поедет не по Садовому кольцу, свернул в проулок. Машина неловко подпрыгивала на ухабах, которых оказалось во дворах столицы немало.
– Вроде каждый год ремонтируют, – чертыхнулся Фадеев, – куда дорога девается.
И уперся в бетонное заграждение, уложенное поперек проезжей части.
– Только тебя мне здесь и не хватало!
Он резко взял вправо, нырнул в соседний двор и выскочил на проезжую часть. Еще два квартала и с шумом остановился рядом с машиной Тавра у ателье #Girl’s_only. Рывком распахнув дверь служебного входа – сам салон уже был закрыт – двинул на шум:
– Я тебе говорю, не трогай меня, скотина! – визжала женщина.
– Света! – голос Тавра.
Фадеев распахнул дверь кабинета Толмачевой и на мгновение замер в проходе, пытаясь оценить обстановку.
Хозяйка кабинета забралась на стол, отпихивая ногой Тавра. В момент, когда Глеб ворвался в кабинет, он как раз пытался перехватить Толмачеву и стянуть со стола. Та отбивалась и визжала. На полу, у ножки стола, перевернулась початая бутылка мартини. Варвара, прижав к груди пластиковую папку с документами, жалась к стене.
Фадеев молча запрыгнул на стул, перехватил брыкающуюся Светлану под живот. Перекинув через плечо, потащил вон из кабинета. Тавр было бросился за ним, но Глеб рявкнул:
– Домой езжай! – и с силой захлопнул за собой дверь в туалет.
Сквозь шум воды и грохот потасовки, Варвара слышала ругань Фадеева и неразборчивые визги Светланы. Посмотрела жалобно на Тавра.
– Что это с ней?
Тот махнул рукой и вышел из кабинета, стремительно направился к выходу. Варвара вздрогнула от грохота, вжалась в угол.
Прислушалась: из туалета доносились нечленораздельные звуки, мерный стук, будто выбивали старый половик. Лилась вода. Девушка положила на край стола папку с документами, которую спасла от вандализма хозяйки, медленно опустилась на стул.
Она так и не поняла, что произошло со Светланой. Они сходили пообедать, потом та велела отвезти ее в офис, якобы она что-то забыла подписать. Тавра отправила в магазин. Говорила зло, отрывисто. Тавр горячился, но прятал обиду. Потом Варвара отлучилась в туалет, прошла через опустевший к тому часу швейный цех. Пока приводила себя в порядок, услышала грохот разбивающейся посуды, брань. Выскочила в коридор, метнулась на шум, а там вот это все – Светлана орала что-то на счет того, как ее все достало, Тавр оправдывался, пытался что-то объяснить Толмачевой. Жуткая, неприятная сцена, которую Варваре хотелось забыть. Потому что было очевидно, что она не предназначалась для чужих, для ее, глаз.
И сейчас все выглядело совсем неправильным. Не будь этой идиотской истории с покушением, она бы уже собралась и уехала. И пусть разбираются со своими подругами сами.
Вздохнув, девушка подняла бутылку мартини, закупорила крышку и поставила в шкаф, на нижнюю полку. Осмотрелась в надежде найти тряпку, чтобы подтереть расплывшееся липкое пятно, но ничего подобного не нашла. Подобрав пакет с купленным для Таньки сюрпризом, присела на край стула так, чтобы видеть коридор. А то еще выскочат и забудут ее здесь.
– Нафиг я в это ввязалась, – вздохнула, имея ввиду историю с костюмом и примерками.
Дверь туалета распахнулась. На пороге, покачиваясь, появилась Светлана, равнодушно прислонилась к стене, разглядывая невидящими глазами потолок. Фадеев вышел следом, покосился на Варвару, тихо приказал:
– Поехали.
Подхватив Толмачеву под локоть, вывел ее из салона. Варвара тащилась следом, отводила взгляд. Это не ее дело, что там у них произошло. И что раньше происходило. Ее это не касается. Пройдет весь этот кошмар с покушением, и она вернется в свою московскую квартиру, выйдет на работу, а потом сентябрь и институт. Сейчас, садясь на заднее сидение Фадеевского джипа, она отчетливо поняла, что не хочет работать ни с ним, ни с Толмачевым. Не хочет жить в их особняке. Не хочет подстраиваться под их сумасшедшую, переполненную интригами, жизнь.
– Я просто хочу домой, – тихо проговорила, забыв, что не одна в салоне.
Фадеев покосился на нее через зеркало заднего вида.
– Так туда и едем.
Варвара проглотила желание объяснять, но осеклась: все равно. Ему не понять.
Она устало наблюдала, как Светлана уселась на переднее пассажирское кресло, как Глеб сунул ей в руку бутылку с водой. И всю дорогу до дома поглядывал на нее с сомнением, хмурился.
Девушка отвернулась, уставилась в окно, на сливающееся в оранжевый поток огни.
«Скорее бы все это закончилось», – подумала с тоской.
На сердце было гадко, холодно. Будто она оказалась свидетелем чего-то непристойного, при воспоминании о котором ей теперь придется отводить взгляд. И – это удивляло и ранило – Глеб оказался с ним прочно замешан. Так прочно, что даже сейчас, мрачно поглядывая на дорогу, не нарушал неловкого молчания.
Проезжая мимо поста охраны, он, не притормаживая, кивнул охранникам и остановился у крыльца главного дома.