26 ноября появилась немецкая разведка, ее обстреляли. Гитлеровцы в этот день легко могли овладеть Каширой. Но выстрелы и вид цепочки окопов заставили их затормозить. Они остановились в деревне Пятница, принялись высматривать, как организована оборона. Таким образом, Белов выиграл один день. К Кашире спешили две его дивизии. На усиление корпуса Сталин отдал все, что располагалось поблизости, – танковые, стрелковые части. Но, трезво оценивая ситуацию, Белов приходил к выводу: даже со всеми подкреплениями пассивная оборона не устоит. Неприятель навалится массой и прорвет, если не в одном месте, так в другом.

Вместо этого наметили контрудар. Не в лоб, по танкам, а во фланг и тыл – подрезать коммуникации вражеского скопища в деревне Пятница. Замысел полностью удался. Немцы совершенно не ожидали, что на них кто-то нападет. Переполошились, покатились назад. Бросили обозы, даже несколько танков. А кавалеристы не позволяли им опомниться, усугубляли неразбериху. Погнали, на ходу придумывали новые обходы. Белов и его бойцы еще не знали: они начали наступление под Москвой первыми! На 8–9 дней раньше, чем остальные войска Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов. Отбили у врага самые первые километры, вернуть которые немцы уже не смогли. Первые километры на пути к Берлину [133].

План вызревал уже давно. Точно так же, как германские планы, он включал не только главные, но и вспомогательные удары на отдаленных флангах – отвлечь врага, не позволять перебрасывать под Москву дополнительные силы. Для этого как раз возникли подходящие условия. Группа армий «Юг» при взятии Ростова-на-Дону понесла серьезный урон, израсходовала боеприпасы. Но восполнить их и закрепиться на новых рубежах Рундштедту не позволили. Армии Юго-Западного фронта маршала Тимошенко почти без пауз навалились на неприятеля контратаками, выгнали из города.

Рундштедт просил разрешения отойти на старые позиции Миус-фронта. Гитлер запретил, требовал бороться за Ростов. Однако в голых степях немцам было худо. Советская конница и пехота клевали их с разных сторон, обтекали, перехватывая дороги в тыл. Танки оставались без горючего и снарядов, их пришлось бросать. Рундштедт не послушался фюрера, предписал отходить. Гитлер вспылил и отстранил его. Назначил командовать группой армий «Юг» Рейхенау. Но когда новый командующий изучил обстановку, он счел приказ своего предшественника самым разумным. Распорядился отступить на линию Миус-фронта. Русские двинулись было преследовать, но понастроенные здесь доты и дзоты хлестанули их ливнями свинца. Атаки захлебнулись.

А на севере советская группировка, созданная в ходе боев под Тихвином, была реорганизована в новый, Волховский фронт под командованием Мерецкова. Ему тоже приказали нанести контрудар. Бои разыгрались очень тяжелые. Наши части бросались в атаки, силились зажать врага с флангов. Но и немцы с испанцами держались стойко. Их оттесняли большой кровью, шаг за шагом. И все-таки дожали. Стала явно обозначаться угроза обхода, и неприятели сломались. Начали отходить, бросили Тихвин. Фон Лееб рассудил, что от попытки соединиться с финнами приходится отказаться, а удерживать леса и болота не имеет смысла. Приказал отводить войска на старую укрепленную линию по р. Волхов.

Ни Лееба, ни Рейхенау Гитлер не наказал. Было не до них. Все внимание ставки фюрера приковала Москва. Если с юга Гудериана попятили, то с севера немцы все-таки продвинулись к Дмитрову и Яхроме, овладели Клином и Солнечногорском. Били пушки и горели танки у деревни Крюково возле нынешнего Зеленограда. А группа мотоциклистов проскочила даже в Химки. По ступенькам командных инстанций прыгали наверх последние бравурные доклады. Хотя к этому моменту шансов взять Москву у неприятелей уже не было. На пути у них были взорваны водоспуски Истринского, Иваньковского водохранилищ, шлюзы канала Москва – Волга. А под прикрытием разлившихся искусственных морей и изнемогающих фронтовых частей Верховное главнокомандование развернуло пять свежих полнокровных армий.

Две из них было выдвинуто, чтобы усилить шатающуюся оборону. 1-я Ударная и 20-я вступили в схватку под Дмитровом и Яхромой, отшвырнули врага. Еще три армии выжидали в резерве. Гитлеровцы снова попытались маневрировать, переменить направление удара. Переводили поредевшие танковые корпуса на Киевское шоссе, сунулись прорываться под Апрелевкой. Но Жуков уже уловил момент – противник выдохся, запросил у Сталина разрешение на общее контрнаступление. Существует поверье, что одним из главных небесных защитников Москвы и всей Руси является святой благоверный князь Александр Невский. Ему молились в бедствиях татарских нашествий, в смертельных столкновениях с поляками, шведами, французами. И разве не знаменательно, что наступление советских войск началось в день святого Александра Невского, 6 декабря!

Накануне, 5-го, поднялись в атаки армии Калининского фронта. Они поредели в боях, у них не хватало танков, артиллерии. Но неприятельское командование встревожилось, принялось передергивать резервы к Твери. А 6-го включились основные силы, Западный фронт и правое крыло Юго-Западного. Налегли мощно, решительно, германские боевые порядки сразу затрещали по швам. Кстати, только теперь, в декабре, грянули настоящие морозы. Замерзали радиаторы машин, смазка немецких танков. Хотя и советским войскам морозы доставили очень много неприятностей. Застревали и не заводились машины. Многие солдаты обмораживались – ведь продвигаться приходилось по открытому пространству, немцы пожгли все деревни.

8 декабря Гитлер приказал переходить к обороне, но было поздно. Фронт уже прорвали в нескольких местах. Группировка противника в Клину очутилась в полуокружении, ее обтекали с флангов, и немцы бросили город. Старый солдат Конопля, воевавший в 1914-м, партизанивший в 1918-м и тяжело раненный в атаке на Клин, говорил военному корреспонденту Борису Полевому: «Я этой самой минуты, когда мы его тут попятим, будто праздника Христова ждал. Все думал: доживу до того светлого дня или раньше убьют? А шибко ведь хочется жить. А вот, товарищ майор, и дожил. Вперед пошли. Смерть-то что! Я с ней третью войну под одной шинелькой сплю. Мне бы только глазком глянуть, как он, германец, третий раз от нас почешет…» [98].

Да, почесал! Теперь это было видно уже не «глазком». После прорыва под Клином наши части начали обходить соседнюю вражескую группировку, под Калинином (Тверью). Она тоже откатилась вспять. В это же время немцев выгнали из Волоколамска, Тарусы. А на южном крыле развернувшейся битвы, под Тулой, была введена свежая 10-я армия. Ее наступление сомкнулось с продвижением конницы Белова – его корпус за проявленную доблесть стал 1-м гвардейским кавалерийским корпусом, а корпус Доватора – 2-м гвардейским. На некоторых участках враги ожесточенно огрызались, но на других порядок рушился, части перемешивались между собой, бежали. Были взяты Венев, Алексин, Боровск, Наро-Фоминск, Малоярославец, Белев. Под Ельцом впервые удалось поймать в котел и уничтожить две германских дивизии.

Фюрер был в страшном гневе и отыгрывался на своих военачальниках. Поснимал со своих постов главнокомандующего сухопутными войсками Браухича (эту должность Гитлер принял на себя), командующего группой армий «Центр» фон Бока, командующих танковыми группами Гепнера и Гудериана, десятки командующих армиями, корпусами, дивизиями, штабных работников. Отход он категорически запретил. Требовал «удерживать фронт до последнего солдата». Этот запрет обиженные генералы тоже потом причислили к «роковым ошибкам» фюрера. Впрочем, военные специалисты (даже советские) склоняются к противоположному мнению: в данном случае Гитлер снова оказался прав.