огня», т. е. ту деревянную крестообразную подставку, из которой в древности добывался огонь путем сверления в том самом месте, где перекрещиваются оба деревянных брусочка, тогда как, по распространенному ныне взгляду, свастика просто символизирует вращательное движение при добывании огня, на чем и основано также и ее значение в качестве символа солнечного круга. Ошар считает греческий крест в виде tau — сверлильной палочкой (pramanta), которой ведийские жрецы добывали огонь.

Средневековое христианское изображение богородицы Марии, несущей младенца Христа. (Это изображение, поразительно точно воспроизводящее индийскую символику огня, нарисовано на окне церкви в Жуй (департамент Марны во Франции).

Форма креста возникла, возможно, потому, что греки позаимствовали букву «тау» из финикийского алфавита. Однако, совершенно несомненным стало после многочисленных исследований по этому вопросу, что крест имел теснейшую связь с культом огня, что обе перекрещивающиеся линии его указывают на деревянные палочки (arani), которые в древности служили для добывания огня. Это, между прочим, подтверждается и тем, что весталки, римские жрицы огня, употребляли крест в качестве священного символа. Этим объясняется и широкая распространенность креста, который имел религиозное значение у народов древности не только в Европе, но и в Азии, у индусов и китайцев, в Америке, у мексиканцев и инков, задолго до появления европейцев. Становится ясной также и связь этого символа с жреческим или царским званием и достоинством, а также с культом богов плодородия и растительности. Все эти боги были олицетворением животворящего тепла, все они родственны по своему происхождению, если не прямо происходят от того первичного божества, наиболее старинная модификация которого нам известна под именем ведийского Агни, жрецы которого у всех народов и во все времена достигли огромного влияния и могущества[31].

Древнеиндийское изображение богородицы Майи со свастикой — символом огня. (Найдено в Малой Азии, в Гиссарлыке)

Юлий Матерн был, следовательно, в праве считать Митру, почитатели которого носили знак креста на лбу, старым богом огня. Но если крест является символом огня, т. е. бога- посредника, связывающего небо с землей, то ясно, почему Платон в своем диалоге «Тимей» изображает душу мира распростертой в виде X, косого креста, Между небом и землей . Не удивительно, конечно, что христиане первого столетия видели дьявольское измышление в учении Платона о «душе мира», имеющей двуединую сущность, созданной из духовной и материальной субстанции, в этом учении, столь похожем на их собственное, а Юстин, «самый глупый из отцов церкви» (Робертсон), договорился до того, что Платон позаимствовал, якобы, свое учение о «мировой душе», равно как и идею мирового пожара, мировой катастрофы, у Моисея.

В ветхом завете мы тоже встречаем крест в качестве отличительного знака благочестивых израильтян и магического символа. То же значение крест имеет в новом завете. В Откровении Иоанна он фигурирует в качестве «печати» (sfragis) «живого бога», которая будет отличать избранных от грешного человечества во время последнего суда. Откровение говорит о том, что «печать божия» будет на челе обитателей «небесного Иерусалима». А в посланиях к галатам и ефесянам говорится о верующих христианах, как о «запечатленных обетованным святым духом», как о «носящих на теле своем язвы господа Иисуса». В форме греческого tau крест был особенно популярен среди египетских христиан в первом веке нашей эры. Некоторые исследователи полагают, что он был вначале символом Адониса или Таммуза. Так как выражения: «дерево», xylon, stauros, lignum, crux имели двусмысленное значение, обозначая орудие казни или «печать благодати», то постепенно оба эти значения слились в сознании верующих в одно[32]. Это слияние облегчалось еще тем, что ветхозаветное представление наряду с «деревом жизни» ставило «дерево познания добра и зла», которое превратилось для Адама и всего человечества в «дерево смерти» и поддавалось сравнению с «деревом смерти Иисуса». Со своеобразной формой креста мы сталкиваемся и в вавилонской и ассирийской мифологии, которой знакомо представление о «дереве чудес», символе жизни. У персов существовало родственное представление о «дереве Гаома», равно как и у индусов мифология знает «дерево Бодги», под которым Сакиамуни путем глубокого погружения в себя превратился в Будду. Все эти «дерева» являются стилизацией многоконечного креста.

Одно и то же слово xylon, crux, таким образом, обозначало как орудие казни, так и символ благодати. Сам христов являлся «деревом жизни», прообразом того чудодейственного дерева, которое ласкало взоры первых людей в раю, которое призвано было в будущей жизни питать святых и блаженных, которое впоследствии символизировалось мистическим крестом. Позже «дерево жизни», «печать Христа» (to semeion tou staurou, signum crucis) превратилось в «крест», на котором, будто бы, был распят Христос, и наоборот, «дерево», на котором, будто бы, умер Христос, преобразилось в «крест», в мистический символ. Уже язычники рассматривали дерево, на котором, будто бы, были повешены их боги, как символ жизни и плодородия. У египтян, например, был ежегодный обычай сажать во время праздника Озириса дерево в виде ствола с четырьмя горизонтальными перекладинами, на котором иногда рисовалось грубое изображение бога. То же самое делалось с сосной Аттиса, с которой было связано представление о том, что ее семена служили для древних людей пищей, что из них изготовлялся опьяняющий напиток (сома).

Древнехристианское изображение Христа перед крестом с головой, окруженной солнечным диском. (Относится к IV веку)

Изображение Христа с крестом в руке, относящееся к V веку христианской эры, найденное на гробнице Галлии Плицидии в Равенне (Италия)

Вспоминается и германский обычай посадки майского дерева, которое являлось символом весны и всей возрождающейся природы. И у христиан крест первоначально являлся не орудием казни Христа, а «деревом жизни», символом возрождения и спасения. Но так как и орудие казни Христа, и крест, как символ спасения, выражались одним и тем же словом, то эта двойственность в значении слова «дерево», xylon и т. д. привела к тому, что оба значения слова слились в одно: орудие казни Христа превратилось в крест, а крест в орудие казни Христа. Юстин в своем диалоге с иудеем Трифоном сообщает, что у евреев был обычай прободать агнца вдоль и поперек копьями, воткнутыми в перекладину, к которой прикреплялись передние ноги агнца, так что оба копья представляли собою крест. Это, конечно, являлось у иудеев не символом казни, а символом единения с Яхве, источником новой жизни и возрождения. Этот обычай, разумеется, послужил для христиан, сравнивавших своего Христа с пасхальным агнцем иудеев, поводом превращения креста в