Кстати, водица в ручейке, у которого смородина растёт, однозначно отдаёт сероводородом, и тепловата для заполярной осени. Вот и объяснение, откуда в Заполярье большие деревья. Ладно, ходу отсюда, ходу, Маха там одна на хозяйстве, не вышло бы чего!

В стойбище Роман летел, будто на ногах выросли крылья. Шаман всё время одёргивал, мол, понимаю, что домой и собаки быстрее бегут, но если ногу сломать, путь станет на много дней длиннее. Когда таки добрались, и Машка, живая и невредимая, вылетела навстречу из-за ближайшей яранги, у Ромы наконец отлегло от сердца. А глазастая, встав на задние лапы, облапила его за плечи и фыркнула в лицо. Потом отпустила, и старательно обновила свои метки на ногах, чуть не свалив его от усердия. Сбросив поклажу, Шишагов уселся на набитый ранец, и принялся чесать своему сокровищу шею и за ушами. Маха, прищурившись, урчала, как прогретый дизель, потом улеглась, сначала на бок, потом перекатилась на спину, подставляя Роминым рукам пушистое брюхо. Пока эта парочка обнималась, Шаман сходил в свою ярангу, оставил поклажу, прошёлся по стойбищу. Машка, лёжа на спине, хватала Ромину руку, и притворно лязгала на него зубами, а человек делал вид, что пытается ухватить её за холку, когда к ним подошёл Каменный Медведь. Дождавшись, пока на него обратят внимание, дед хитро прищурился, и обличающим жестом предъявил Роману волчий хвост:

— Я говорил, что твоей зверюге нельзя поручать ответственное дело. Где остальная шкура?

* * *

Плохо, что растительности здесь почти нет. Наверняка Машкины спина, затылок и стоящие торчком уши хорошо заметны любому, имеющему глаза. Зато и пасущееся в распадке стадо оленей видно прекрасно, нет нужды забираться на холм или высокий камень, чтобы осмотреть окрестности. Незаметно подбираться на расстояние броска Маше не нужно, Рома желает, чтобы олени побежали к логову их небольшого прайда. Можно открыто подойти к стаду, и рогатые как миленькие пойдут куда надо, но это слишком скучно. Поэтому она скрадывает оленей по всей науке, стелясь по земле, аккуратно, на цыпочках, мягко и беззвучно переставляя лапы. Не шуршит ягель, не хрустят сухие былинки — ловкая охотница подбирается к добыче. Только куцый хвост, предатель, дёргается иногда, выдавая её возбуждение. Олени щиплют ягель, не подозревая о нависшей над ними угрозе. Время от времени то один, то другой поднимает голову и осматривает окрестности. Тогда Машка замирает и ждёт, продолжая подкрадываться, только когда над линией оленьих спин не торчит ни одна голова. Вот она обогнула большой камень, выбралась на пригорок. До стада буквально лапой подать, в морозном утреннем воздухе их дыхание вырывается облачками пара, инеем оседая на длинных мордах.

Как бросится охота, даже клыки чешутся! Но Роман хочет, чтобы стадо побежало на перевал. Сильно хочет, прямо сейчас, ему сверху хорошо видно и Машу, и оленей. Ладно, в другой раз брошусь. Маша встаёт во весь рост, опускает голову к самой земле, и из её глотки раздаётся неслыханный в этих краях охотничий рёв больших кошек. Поначалу почти неслышный для человеческого уха, низкий, он заставляет дыбом вставать шерсть и вибрировать позвоночник слышащего, нагоняя на жертву ужас, отнимая силы. Затем, не прерываясь, рычание становится громче, выше и завершается оглушительным рявканьем. Олени, после секундного замешательства, срываются с места и несутся по распадку вверх, к перевалу, перепрыгивая через встречающиеся на пути камни. Один из них в панике угодил копытом в нору, сломал ногу и теперь пытается подняться. Напрасно. Он — Машкина законная добыча. Маха рысью бросается к нему, потом разгоняется в несколько скачков и длинным прыжком бросается на добычу. Обрушившаяся на оленью спину стокилограммовая кошка просто вбивает неудачника в так любимый им при жизни ягель, могучие широкие лапы обхватывают шею, крепкие клыки сжимаются на горле, перекрывая доступ воздуху. Какое-то время олень ещё дёргает задней ногой, но всё слабее и слабее, пока, наконец, не замирает совсем. Умер. Теперь можно отпустить шею и развернуться к мягкому, податливому брюху, полному вкусной требухи…

Олешки, забежав на седловину, остановились, раздувая бока. Угроза осталась внизу, значит можно осмотреться, перевести дыхание. Не судьба. В оленьи бока с двух сторон полетели стрелы.

Роман, войдя в боевой режим, успел убить четырёх, а старый северный дедушка завалил шесть. Из лука. Стреляя в правый бок. Да ещё одного быка завалил броском копья. Пробил бедолагу почти навылет. Хотя, чему удивляться, если Рома правильно понял, что «рырка» это кит, дедуля год назад одного такого загарпунил. Стоя в лодке из моржовых шкур.

Стадо в топоте копыт и стуке рогов унеслось вниз по склону, к морю. Роман потом вспоминал иногда поток спин, рогов, выпученных глаз и раздувающихся ноздрей, пролетающий мимо. Добытого сегодня мяса им вполне должно хватить до весны, даже с учетом Машкиных аппетитов.

«Вот и началось». Выпавший за ночь снег и не думает таять, а из нависших над самой землёй облаков продолжает сыпаться белая крупа. Кое-где из-под белого ещё торчат клочья рыжей травы, нарушая стерильную унылость пейзажа. Роман давно сменил своё самодельное шмотьё из оленьей кожи на продукцию местных мастериц, откочевавших в тёплые края и бросивших казавшуюся ненужной зимнюю одежду, но сильный ветер иногда всё-таки добирается до попаданского тела. Собственно, зимней его одежда пока не является, зимой куртка из оленьей шкуры станет двухслойной. На самом деле, это две куртки, одна без капюшона, мехом внутрь, вторая мехом наружу. Под просторные пятнистые штаны из нерпичьей шкуры придётся натянуть ещё одни, из пыжика. А вместо «портянок» из сена пользоваться меховыми носками. От мысли, что во всём этом придётся в сорокаградусный мороз по нужде на улицу бегать, становится неуютно.

Роман обошёл ярангу, набрал поленьев из поленницы, и полез обратно в жильё. Хитрый ветер, поймав человека с занятыми руками, рванул дверную покрышку и почти сбил Рому с ног.

«Шалишь, брат!» Роман забрался в ярангу, завязал поочерёдно наружную и внутреннюю покрышки, свалил дрова у очага. Шаман не одобряет перевода дерева на дрова, но горы плавника, натасканного Романом на берег столь велики, что дальше ворчания старик не пошёл. Снег ляжет, и Шишагов запряжётся в нарту, перетаскивать лесины в стойбище. В одной из пустых яранг уже ждут своего часа, высыхая до кондиции, увязанные нужным образом тёсаные брусья, из которых старик с Роминой помощью намерен связать каркас байдары. Без такой лодки моржа не взять, в смысле, не довезти до стойбища.

Разбуженная стуком поленьев, приоткрыла один глаз Машка. «Лентяйка, хоть бы башку подняла!» Рыся к зиме обросла густым пушистым мехом, откуда что взялось, непонятно, там где её родичи живут и снега-то не бывает. Наверно, за её зимнюю шубу тоже нужно шаману спасибо сказать.

— Не пускай её в полог спать, привыкнет — замерзнет зимой. Собаки всю зиму в снегу спят, ничего им. Твою тоже баловать нельзя!

Но на голой промороженной земле ей тоже не сахар, поэтому Роман и соорудил любимице постель, не хуже, чем была у Багиры в королевском зверинце. Вкопал в землю четыре столбика, на них укрепил раму из колотых плах, затянутую частой сеткой из широких кожаных ремней. Конструкция вышла по пояс Роману, Машка с удовольствием на неё запрыгивает. Под помостом — запас сена и ягеля. Стратегические материалы, блин. Сено здесь и пипифакс, и салфетка. А ягель заменяет Газпром и энергосети. Именно он, смазанный жиром, даёт свет и тепло в жилищах.