– Кто хочет чайку? – Елена поднимается по лестнице, неся на подносе чай с выпечкой и, видимо, поняв, что несколько не к месту, громко кряхтит.

Мы с Максом отскакиваем друг от друга, словно обожженные и в испуге таращимся Елену. Видела она что мы делаем или нет?

– Хулиганите, что-ли? – усмехается она. – Вид у вас такой, словно хулиганите. Не бойтесь, сейчас понос поставлю и оставлю вас. Пойду, пожалуй, позвоню папе Анны, все расскажу, – смеется она в голос своей собственной шутке.

Ну почему взрослые так любят издеваться над подростками? Неужели они не знают, насколько уязвима наша психика? Как будто сами не были в этом возрасте? Почему их так забавит то, что нам кажется сокровенным и очень личным? И почему вообще надо было испортить такой момент. Он не так должен был закончиться.

Я бросаю взгляд на Макса, и замечаю, что он весь побелел, но все же уголки его губ улыбаются.

– Как ты думаешь, она видела, что тут происходило? – спрашивает он меня, как только Елена, подмигнув нам, ушла вниз по лестнице, и прыскаем смехом.

Я немного смущаюсь от его вопроса. Что тут происходило…

– Я думаю, что она до сих пор стоит внизу и слушает наш разговор.

– Как ты догадалась? И что там происходило? – до нас доносится смешок снизу.

– Черт! – еле слышно выговаривает Макс.

Я же стою с закрытым ладонями ртом и в ужасе не могу даже пошевелиться.

Боже, ну почему ей надо было испортить все? Вся романтика сошла на нет. И теперь мне было ужасно стыдно перед его мамой. Как я покажусь ей на глаза?

– Мама, тут происходило то, что я пытался объяснить Анне, каким дураком я был.

– Похвально, – в голосе Елены звучит истинная гордость за своего сына, и, судя по шарканью тапочек – несколько чрезмерному, она решает оставить нас в покое.

Я сажусь на диван и еще минут пять не могу взглянуть на Макса. Только мои губы горят от недавнего поцелуя.

– Неси чай, – наконец произношу я, и улыбаюсь своему парню.

Сай и Макс заехали за мной после занятий. Пока я прохлаждалась, а точнее, грелась в Аргентине¸ у меня накапливалась целая куча не пройдённых тем, которые мне надо было подтянуть в крайне сжатый срок. На каникулах позаниматься не удалось – виной тому мои любовные переживания. Так что мы уже дней десять как не виделись с Максом, хоть он и занимал все мои мысли. Мы переписывались, перезванивались, но как-то не решались встретиться вне школы. Мы не вспоминали ни наш поцелуй, ни ведьму – по крайней мере, в разговорах. И только история Сая мелькала в наших письмах.

В классе я села отдельно от него, чтобы не пялиться на его губы все время. Повторится ли наш поцелуй? Я этого безумно жду. Все мои мысли крутятся вокруг него. И вот сегодня мы встречаемся вместе с ним и Саем, чтобы поехать к ведьме. Снег то выпадал, то таял, что вполне свойственно середине ноября. Кое-где он уже лежит плотным слоем, и, похоже, уйдет только в марте-апреле. Но шоссе, в силу интенсивного движения, все еще не покрыто им. И как только мы выезжаем на него, то начинаем усердно крутить педали, словно прощаясь с ушедшей осенью, с ушедшим детством. Больше никогда я не буду так беззаботно крутить педали, ощущая ветер на своем лице. Теперь я взрослая. Теперь у меня есть мальчик.

Всю дорогу я мельком бросаю взгляды на Макса. Думает ли он сейчас обо мне? Хоть он меня и поцеловал, но все же я люблю определенность. Мне надо, чтобы он сказал мне, что хочет встречаться со мной, хочет, чтобы я стала его девушкой.

На подъезде к уже знакомому знаку «дер. Ведьма», мое сердце начинает колотиться и мысли резко меняют свое направление. Холодный ветер задувает мелкие снежинки мне в глаза, но от волнения мне кошмарно жарко.

– Это здесь? – Сай, кажется, совсем не волнуется. Ему, скорее, просто любопытно.

«Угу» – киваем мы вдвоем.

– Я пойду вперед, – объявляю я, испытывая браваду и желание покрасоваться.

– Мы пойдем вместе, – Макс берет меня за руку и крепко сжимает. Я знаю, что это значит. И мне становится радостно на душе. Я ему не безразлична. И он не спорил ни с кем на поцелуй. Хотя, мне до сих пор кажется это невероятным. Что я, Анна Бассети, кому-то интересна.

Под ногами с хрустом ломается тонкий лед на лужице, и мы оба подпрыгиваем от неожиданности. Где-то в паре шагов сзади громко смеется Сай.

Он оказался веселым и жизнерадостным парнем, несмотря на все то, что ему пришлось перенести за свои пятнадцать лет. Во время второй чеченской войны, его отец случайно оказался в засаде с боевиками. И хоть его смерть и была признана случайной, и государство выделило деньги их семье, все равно люди из села считали отца Сая причастным. Они перестали общаться с матерью, не пускали друзей Сая играть с ним. И, несмотря на то, что Саю было всего восемь лет, он уже много что понимал. Все это рассказал мне не Сай, а Макс в своих письмах, над которыми я плакала, как никогда. Плакала, утираясь подолом футболки, плакала до покраснения, до изнеможения, представляя этого веселого парня, наблюдающего за тем, как режут кинжалом его друзей, таких же невинных, восьмилетних мальчишек. Представляла его закрывающего уши от крика матерей. После смерти отца, об их семье стал заботиться дядя Сая. Так принято у нохчи: дети братьев и сестер важнее своих собственных. Макс писал, как Сай старается помогать в силу своих возможностей, как он мечтает стать детективом и собрать доказательства невиновности отца, чтобы с честью вернуться к себе домой. Амина взяла на себя хлопоты по дому, несмотря на то, что ей приходится много учиться, чтобы наверстать потерянное время. Из-за потери отца и отношения односельчан, она год отказывалась ходить в школу, а у матери не было сил убеждать ее. Когда я узнала этих ребят поближе, то поняла, насколько беззаботная у меня жизнь. Невольно вспомнилось, как я переживала из-за того, что Макс выгнал меня из дома, после нашего неловкого поцелуя. Теперь же, наслушавшись рассказов Сая о его прошлом, я понимаю, что мы часто переживаем по пустякам. Плачем из-за испорченного платья, из-за того, что любовь бывает безответной. А ведь в жизни самое главное – это сама жизнь. Твоя собственная, и твоих родных. Сай почти не реагирует на то, как его гнобят в школе. Потому что пережил кое-что гораздо страшнее. А я теперь смотрю на него совершенно другими глазами, стараясь прятать сострадание и жалость.

У калитки покосившегося забора мы замечаем, что тропинка до дома ведьмы протоптана.

– Надо бы постучаться, – говорит Сай. – Мы не можем вот так зайти к человеку в дом.

– Не надо, – доносится до нас из открывшейся двери с разбитым стеклом. – Я знаю, что вы здесь. Я вас уже давно жду. Вот ты, – фигура указывает на Сая, – ты зайди ко мне. Я хочу с тобой поговорить наедине. А вы подождите.

– Я пришел с друзьями, и без них не пойду, простите.

– Ну что ж, заходите все вместе. – Голос ведьмы звучит холодно и словно ультразвук пробирает прямо до костей. От этого мне становится нехорошо.