– Нет уж, спасибо. – На всякий случай я отодвинулась.

– Конечно, легко, – проговорил Бретт, глядя на Пайпер. У него были маленькие свинячьи глазки и капризный рот. И как кто-то мог считать его симпатичным? – Может, она оценит его, в отличие от тебя.

Прежде чем я смогла что-то сделать, он наклонился ко мне и прижал свой рот к моему.

Это был мокрый, слюнявый поцелуй. Его губы грубо впились в мои, я почувствовала горький привкус сигарет у него на языке. Мечтая о своем первом поцелуе, я и представить не могла, что он окажется таким отвратительным. Я оттолкнула Бретта обеими руками, а потом дала ему пощечину. Со всей силы.

– Не смей меня трогать!

Кайл засмеялся:

– Так-то, чувак!

Бретт смотрел на меня так злобно, словно хотел ударить, но сказал:

– Да что с тобой не так?

– Это же просто игра, Софи, – вмешалась Пайпер. Но мы обе знали: это не так.

– Что-то расхотелось мне играть. Пойду спать.

Я встала и ушла в палатку, которую делила с Пайпер и другими девочками. Яростно вытерла губы, жалея, что не взяла с собой мятных леденцов, чтобы заглушить этот отвратительный привкус. Меня трясло от гнева, и я не знала, смогу ли уснуть, хотя прошлой ночью почти не сомкнула глаз. Я лежала в своем спальнике, слушая их смех в темноте, уверенная, что они смеялись надо мной.

Камерон оказался прав насчет Пайпер. С ней явно было что-то не так. Я вспомнила слова Пэт Джонс о куклах и подумала, не могли ли Шарлотты влиять на нее.

Они сидели у костра не слишком долго. Я притворилась спящей, когда Пайпер, Джемма и Сара вошли в палатку и, после хихиканья и возни, легли. Вскоре я уснула.

Среди ночи я открыла глаза. Мне показалось, я заметила кого-то снаружи. Это был Камерон, он стоял у тлеющего костра, глядя на темный пляж. Затем он обернулся ко мне, и наши взгляды на мгновение встретились. Огонь вспыхнул и погас.

Я села, протирая глаза, а когда выглянула из палатки, пляж оказался пустым. Камерона нигде не было. Возможно, он мне приснился. Что ему делать здесь глухой ночью?

Я снова легла и спала до зари. Что-то разбудило меня. Слабый свет струился в открытую палатку, другие девочки спали, и я слышала, как волны шуршат по песку.

Сначала я приняла голоса за шепот волн, но затем разобрала слова, еле различимые за мягким ропотом моря.

– Шарлотте холодно…

– Шарлотте холодно…

– Софи? Софи?

– Мы хотим поиграть с тобой…

– Шарлотте холодно…

– Давай сыграем в «Замерзни насмерть»!

– Нет, нет, в «Иглу тебе в глаз»!

– Моя любимая игра!

Послышалось приглушенное хихиканье, тоненькое и детское, немного безумное.

А затем кто-то закричал.

В голосе звучали боль и страх. Это были кошмарные вопли. Нечеловеческий, бессмысленный, полный муки вой.

Девчонки проснулись, выскочили из спальных мешков и начали переглядываться.

– Что происходит?

– Кто кричит?

– Это Бретт?

Мы высыпали на пляж, как раз чтобы увидеть, как Бретт, шатаясь, вышел из палатки парней. Его руки были прижаты к глазам. Кайл шел за ним, бледный как полотно.

Не видя перед собой ничего, Бретт почти сразу запнулся и рухнул на колени в песок. Он больше не кричал, только плакал.

– Бретт, что случилось? – воскликнула Пайпер, бросившись к нему.

Ярко светило солнце, утро обещало быть теплым, но меня пронзил ледяной холод, едва я увидела тонкие струйки крови под его пальцами.

– Мои глаза! – простонал он. Его широкие плечи опустились с новым всхлипом. – Я ничего не вижу!

Кровь текла по его рукам и падала на пляж большими тяжелыми каплями – черный песок тут же поглощал их.

– Мы спали, – сказал Кайл. – Спали, а потом он просто… начал кричать.

– Дай посмотрю, – попросила Пайпер.

Но Бретт сидел на коленях в песке, стеная и раскачиваясь. Джемма и Сара глядели на него, потрясенно раскрыв рты.

– Дай же посмотреть, – повторила Пайпер, взяла его за запястья и отвела руки в стороны.

Увидев его лицо, мы все закричали. Джемма развернулась и бросилась бежать. Возможно, она подумала, что тот, кто это сделал, мог все еще прятаться в палатке.

Слюна текла изо рта Бретта, кровь у него на щеках смешивалась со слезами. Его веки оказались опущены, и он не смог бы их поднять, даже если бы захотел. Они были приколоты к глазам – двумя иголками.

Скорая не смогла заехать на пляж, так что медики спустились с утеса с носилками. Бретт выглядел таким жалким – в песке, на коленях, он плакал и стенал, тянул к врачам окровавленные руки.

– Помогите мне, – рыдал он. – Пожалуйста, помогите.

– Как это произошло? – спросил один из медиков, глядя на нас так, словно иголки в глазах Бретта были частью дурацкого розыгрыша.

Мы просто смотрели на него, не в силах сказать ни слова. Тут Пайпер залилась слезами, и я едва не подпрыгнула, услышав ее слова:

– Я не хочу никому навредить. Но… кажется, я видела моего брата ночью на пляже. Он считает, что Бретт разбил его рояль, и страшно зол на него. Я не знаю, что он мог сделать…

Медики обменялись взглядами, пристегивая Бретта к носилкам.

– Лучше иди домой, – проговорил один из них. – И скажи своему брату, чтобы оставался дома.

После того как Бретта увезли, мы собрали палатки как можно быстрее. Никто не говорил ни слова. Все работали в тишине. Я была слишком разгневана, чтобы говорить с Пайпер. Она прекрасно знала: Камерон не имел отношения к тому, что случилось с Бреттом, и все же указала на него.

Я вошла в палатку парней и сразу поняла, где спальный мешок Бретта, – белая подушка была в пятнах крови. Несколько капель запеклось даже на ткани палатки.

Содрогнувшись, я наклонилась и подняла его спальный мешок, хотела скатать, но что-то вылетело изнутри и с глухим стуком упало в песок. Нахмурившись, я присмотрелась. Когда я поняла, что это, мое сердце бешено застучало, и я резко отскочила в сторону. На черном песке лицом вверх лежала Ледяная Шарлотта. Одна из ее ног оказалась отбита у лодыжки, другая заканчивалась у колена, но обе руки были целы, как всегда согнуты в локтях, а маленькие ладошки тянулись вперед.

Трудно было сказать, что пугало в этой кукле сильнее – то, что обе ее ручки были покрыты кровью, струившейся по белому фарфору, или то, что она улыбалась. У большинства Ледяных Шарлотт были поджатые бутончиком розовые губки, у этой – невозможно широкая улыбка, растянутая и безумная, словно у клоуна. Казалось, она вот-вот разорвет ей лицо.