бандитом, все-таки дураком себя не считал и понял, что офицер его узнал, хотя мог на чем угодно поклясться, что сам его видит впервые.

Бутылку горькую поставил

на серый камень гробовой, –

все тем же страдальческим голосом продолжил он петь, с заметной нервозностью косясь на Журавлева, нутром чувствуя непонятную пока опасность.

В конце концов предчувствие неминуемой опасности сыграло с ним злую шутку: оборвав песню на щемящей ноте, парень вдруг резко вскочил, опрокинув ногой банку с мелочью, подхватил аккордеон и кинулся к проезжавшему мимо грузовику. На ходу запрыгнув на подножку, он с ухмылкой оглянулся на стоявшего в растерянности Журавлева, не ожидавшего от него такой прыти.

– Вспомнил! – Илья резко повернулся к Филимонову. – У него кличка Симпатяга. Точно!

Появившиеся непонятно откуда вездесущие мальчишки принялись наперегонки подбирать рассыпанные монеты, проворно передвигаясь на ободранных коленках по горячему асфальту.

– Стой, милиция! – запоздало заорал Журавлев, выхватил из кобуры пистолет и, размахивая им над головой, побежал следом за полуторкой. – Стой! Кому говорю, стой!

Каблуки его сапог гулко застучали по пустынной улице. От жары и быстрого бега лейтенант быстро устал, пот катился градом по лицу, застилая глаза, выбившаяся из-за ремня влажная гимнастерка пузырилась на спине горбом. Чувствуя, как с каждой минутой становится все труднее дышать, он оглянулся, надеясь увидеть попутную машину. Но машин не было, вдобавок, к своему разочарованию, Илья еще и уронил фуражку. В отчаянии махнув рукой, он продолжил преследование. Через два квартала к стуку его сапог присоседился дробный топот другой пары обуви – это догонял его Филимонов.

– Кончай дурить, Илюха, – кричал он охрипшим голосом, – все равно не догоним! Брось ты это бестолковое занятие!

Понимая, что Филимонов прав, и внутренне принимая всю тщетность своих усилий, Журавлев с неохотой замедлил бег и остановился, со свистом втягивая горячий воздух. Спрятал пистолет в кобуру. Опершись потными ладонями о колени, угрюмо огляделся.

И тут неожиданно из подворотни, где располагался детский сад, гремя пустыми алюминиевыми бидонами из-под молока, выехала телега, запряженная невзрачной лошадкой. Громко топая подковами, лошадка повернула в сторону уехавшего грузовика. Полусонный возница – заросший бородой дед в кургузом пиджачке с чужого плеча и беспечно сдвинутой на затылок старенькой кепке – не спеша свертывал цигарку, время от времени зорко поглядывая по сторонам.

– Иди, ну, – с видимой неохотой прикрикнул он на лошадь, слегка дернул одной рукой вожжи, почмокал для вида губами и принялся с бережливой осторожностью заправлять самокрутку махоркой.

Благодаря судьбу за неожиданную удачу, Журавлев с разбега ловко запрыгнул на телегу, вырвал у деда вожжи, поднял валявшийся в телеге кнут, раскрутил его над головой и с силой обрушил на исхудавший лошадиный круп.

– Но, пошла! – заорал он таким ужасным голосом, что лошадь на мгновенье замерла, а потом взбрыкнула и невольно прибавила ход. – Но-о! – вновь крикнул Илья и принялся неистово нахлестывать лошадь.

От неожиданной боли, которую лошадь, похоже, еще никогда не испытывала, она быстро перешла на рысь, а затем пошла в самый настоящий галоп, дробно выстукивая копытами частую дробь.

– Ты что, ошалел, оглашенный?! – придя в себя, заполошно закричал насмерть перепуганный дед. От неожиданности он выронил цигарку и теперь безнадежно елозил рукой по телеге, тщетно стараясь нащупать драгоценное курево.

– Молчи, дед! – громко ответил Илья. – Бандит уходит!

Филимонов, который в последний миг тоже успел запрыгнуть на задок телеги, уселся на корточки, чтобы не испачкать галифе. Держась руками за дощатые борта, запинаясь от тряски, он прерывистым, хриплым от волнения голосом пытался перекричать грохот колес:

– Жу-жу-журавлев… врял ли-ли мы его-го до-догоним!.. Только ло-лошадь запалим!

– Черта с два он от меня уйдет! – не оборачиваясь, лихо отвечал Илья и вновь хлестал лошадь, заставляя бежать ее из последних сил.

У лошади звучно екала селезенка, дед, бурый лицом от страха, Христом Богом молил оставить лошадь в покое:

– Сдохнет коняга – с меня семь шкур спустят!

– Не бойся, старик, – отвечал самоуверенно Журавлев, – я за все отвечу!

Он перехватил вожжи в одну руку, выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в воздух. И без того испуганная лошадь понеслась еще быстрее, вытягивая шею и загнанно хрипя.

Симпатяга, очевидно, понял, что милиционер от него просто так не отстанет. На повороте, где от основной улицы в сторону заброшенного парка уходили узкие кривые проулки, он на полном ходу соскочил с подножки и резво побежал к разросшимся кустам сирени, неловко прижимая к себе аккордеон.

Поравнявшись с поворотом, Журавлев тоже на полном скаку спрыгнул с телеги и побежал следом за бандитом. За ним, осторожно придерживаясь руками за городушки борта, слез Филимонов, по инерции пробежал несколько шагов за телегой и, поспешно оглядевшись, кинулся за лейтенантом.

Бежать с аккордеоном в обнимку было неудобно, но и бросать ценный музыкальный инструмент было жалко. Симпатяга все еще надеялся, что успеет скрыться в зарослях, прежде чем его догонит милиционер, тем более что до спасительных кустов оставалась самая малость. «Господи, помоги! Господи, помоги!» – загнанным воробышком билась в его потной голове трепетная мысль, придавая ногам необходимые силы, лелея в душе последнюю каплю надежды.

Журавлев сильно запыхался, но, увидев впереди петляющую фигуру бандита, нашел в себе силы прибавить скорость. Из последних сил Илья все же догнал его и в прыжке сбил на землю.

– Попался, голубчик, – тяжело дыша, процедил сквозь зубы Журавлев. – Теперь не уйдешь.

Он бесцеремонно поставил горе-гармониста на ноги и с такой силой встряхнул, что у того безвольно мотнулась голова и лязгнули зубы.

– Что, не нравится? – зло произнес Илья.

Тут подоспел Филимонов, часто и шумно дыша, как загнанная лошадь, которую они только что чуть не угробили.

– Все же догнал? – едва выдавал он из себя. – Молодец!

Илья продолжал смотреть на Симпатягу, в его сузившиеся до черной точки зрачки, в которых пока еще не было особого страха. Чтобы сломить волю бандита, Илья с многообещающей угрозой сказал:

– Помню я, как ты в лесу этот самый аккордеон у красноармейца отнял. И как вы его с Симычем застрелили. А он ведь с войны возвращался, живой, а возле родного дома нашел свою погибель от вашей бандитской руки. Я видел…

Симпатяга бросил на него косой, изучающий взгляд и глухо ответил:

– А ежели видел, то должон знать, что я никого не убивал. И отвечать за Симыча не намерен. Мы с ним разного поля ягоды… Он отпетый урка, а я… средней руки пацанчик.

– Я вот сейчас отволоку тебя в уголовный розыск, там все и расскажешь.

– Мне бояться нечего, – стоял на своем Симпатяга, но уже не так уверенно,