– Но я…

– Вот что: если вспомните и она поест, вам будет стыдно.

– Дорогая моя, – торжественно сказал граф, – если она поест, я не откажу ему ни в чем.

– Честное слово?

– Самое честное.

– Не испугаетесь тети Конни?

Лорд Эмсворт весь подобрался.

– Конечно, нет, – гордо сказал он. – Я всегда готов выслушать ее мнение, но есть слишком важные вещи. – Он помолчал. – Вроде бы «сви-и…»

Откуда-то послышалась музыка – кончив дневные труды, прислуга незаконно пользовалась хозяйским граммофоном. Лорду Эмсворту это мешало, он музыки не любил, а главное – слыша такие мелодии, вспоминал о своем младшем сыне Фредерике, который пел и в ванне, и так.

– Именно, «сви-и»…

– Кто-о-о… Кто-оу-оу-оу…

Лорд Эмсворт подскочил на месте.

– …кто сердце мое украл? – надрывался граммофон. – Кто-оу-оу-оу…

Покой летней ночи нарушила радостная трель:

– Сви-и-и-оу-оу!..

Открылось окно. Появилась крупная лысая голова. Солидный голос спросил:

– В чем дело?

– Бидж! – вскричал лорд Эмсворт. – Идите сюда!

– Сейчас, милорд.

Красоту ночи умножило явление дворецкого.

– Бидж, слушайте!

– Да, милорд?

– Сви-и-и-оу-оу… эй!

– Превосходно, милорд.

– А теперь вы.

– Я, милорд?

– Да. Так зовут свиней.

– Я не зову свиней, милорд.

– Зачем вам еще Бидж? – спросила Анджела.

– Если мы оба заучим, тогда не важно, забуду я или нет.

– И то правда! Ну-ка, Бидж! Вы не знаете, а речь идет о жизни и смерти. Молодец! Так, так, так…

Бидж как раз собирался сказать, что служит в замке восемнадцать лет, но в его обязанности не входят вопли при луне. Если бы не Анджела, он бы это и сказал.

Но он был рыцарь, мало того – он был ей когда-то вроде няни, изображая бегемота, и нежно ее любил. Что перед этим какие-то вопли?

– Хорошо, милорд, – глухо сказал он, бледнея в лунном свете. – Постараюсь. Если разрешите, милорд, нам бы надо пройти подальше от гостиной для прислуги. Если меня услышат, мне будет труднее вести дом.

– Какие же мы идиоты! – вдохновенно воскликнула Анджела. – У стойла, вот где надо кричать. У свинарника. Тут же увидим, действует или нет.

– Анджела, – сказал ее дядя, – ты очень умная девушка. Прямо не знаю, почему. У нас в роду этого нет.

Обиталище Императрицы казалось особенно уютным при луне; но под покровом красоты всегда обнаружится печаль. Ее олицетворяла длинная кормушка, полная желудей и сочного месива. Судя по всему, пост не кончился.

– Начали! – сказал граф.

Звуки, взмывшие в ночи, согнали с веток всех, кто там сидел. Звонче всего было чистое сопрано Анджелы, ему вторил дребезжащий тенор, а басовые ноты вели понизу, пугая птиц.

Когда звуки смолкли, в будуаре Императрицы заворочалось тяжелое тело. Вопросительно хрюкнув, благородная свинья отодвинула мешковину.

– Раз, два, три! – сказал лорд Эмсворт.

Мелодичный вопль снова огласил тьму. Императрица стояла недвижимо и глядела куда угодно, кроме кормушки, из которой давно должна бы есть. Удивление гордого графа сменилось горьким гневом.

– Так я и знал, – сказал он. – Твой Джимми надо мной посмеялся.

– Ничего подобного! – вскричала Анджела. – Правда, Бидж?

– Простите, мисс, я не знаю обстоятельств.

– А почему она не ест?

– Подождите! Она же вышла, да? Теперь думает. Давайте еще разок. Когда я крикну «Взяли!». Да, дядя Кларенс, не войте вы. Любая свинья испугается. Мягко, плавно, нежно… Взяли!

Когда умолкло эхо, раздался чей-то голос:

– У вас спевка?

– Джимми! – вскричала Анджела.

– Привет, Анджела. Привет, лорд Эмсворт. Привет, Бидж.

– Добрый вечер, сэр. Рад вас видеть.

– Спасибо. Приехал вот к отцу на несколько дней. Пятичасовым поездом.

Лорд Эмсворт безжалостно прервал пустые разговоры.

– Молодой человек, – сказал он, – что вы имели в виду? Свинья не ест.

– Значит, вы не так пели.

– Точно так, как вы. Мало того, со мной пели Бидж и Анджела.

– Послушаем.

Лорд Эмсворт прокашлялся.

– Сви-и-и-оу-оу…

Джеймс Белфорд покачал головой.

– Ничего общего, – сказал он. – Начните в миноре с верхнего «до»… Вот так.

– Господи! – сказал лорд Эмсворт. – Я не смогу.

– Джимми сможет, – сказала Анджела. – Теперь, когда мы помолвлены, он – член семьи. Может кричать хоть каждый день.

Джеймс Белфорд кивнул:

– Да, так лучше всего. Видимо, любителю этого не вытянуть. Практиковаться надо в прериях, заглушая всякие торнадо. Тут нужен мужской глубокий голос, и сильный, и звонкий. Вот такой.

Положив руки на перильца, Джеймс Белфорд раздулся прямо на глазах, как молодой шар. Скулы его напряглись, лоб наморщился, уши встали. И ночь огласила рулада:

– Сви-и-И-Оу-Оу-Оу-Оу-Оу-оу-оу-оу-Оу-Оу-эй!

Они смотрели на него в немом почтении. Звуки медленно затихали в долинах и холмах, сменяясь сочным, смачным, густым, прекрасным и хрюкающим звуком, словно тысяча бодрых обжор ест суп в иностранном ресторане. Лорд Эмсворт закричал от радости. Императрица ела.

© Перевод Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.

В дверь зала «Отдыха удильщика» влетела внезапная кошка, и вид у нее был такой, какой может быть лишь у кошки, только что получившей пинок могучей ногой. И тут же снаружи донеслись звуки, указывающие на гнев сильного мужчины: узнав голос Эрнста Биггса, всеми любимого хозяина гостиницы, мы в изумлении уставились друг на друга. Ибо Эрнст славился добротой характера. Самый, казалось, последний человек, кто мог бы поднять сапог на верного друга и грозу мышей.

Свет на тайну пролил всезнающий Ром С Молоком.

– Он на диете, – сообщил нам Ром С Молоком. – По причине подагры.

Мистер Муллинер вздохнул.

– Как жаль, – сказал он, – что соблюдение диеты, столь превосходное начинание с чисто физической точки зрения, так прискорбно воздействует на расположение духа. Перед диетой пасует любой, какими бы достоинствами он ни был полон.

– Вот именно, – сказал Ром С Молоком. – К примеру, мой полный дядя Генри…