Правда, в списке появился новый народ – «лопи», лопари, саамы – жители Кольского полуострова. С лопарями русские познакомились, по-видимому, в XV в., в ходе продвижения к берегам Северного Ледовитого океана.

Гостомысл имел двух сыновей – Словена (это так называемый младый, младший Словен) и Избора – и обоих потерял. Словен отправился «в Чюдь» (в земли финских племен), основал там город Словенск и через три года умер. Избор, как уже можно догадаться, тоже основал город – Изборск и умер «змием изъяден». Далее «Сказание» повторяет сюжетную линию «Сказания о князьях Владимирских»: умирающий Гостомысл предвидит будущие усобицы и отправляет послов за море – искать потомка Августа – кесаря. Те находят Рюрика, уговаривают его («и умолен быв князь Рюрик»), и тот с двумя братьями, Синеусом и Трувором. Дальше все как в «Повести временных лет»: братья быстро умирают, и Рюрик остается единовластным правителем Руси.

Автор «Сказания» вставил в свой труд и упоминание об убиении Вадима Храброго, заострив внимание на осознании новгородцами неизбежности подчинения Рюрику:

«Новгородцы же видевше Рюриково доброродство и мужественное его остроумие, пророчествоваху к себе, глаголюще: «Разумейте, братие, яко непременно имамы быти под едином игом державнаго обладателя. От сего Рюрика и от рода его и не токмо упразднится им самовластие наше, но и раби им будем». Тогда Рюрик уби некоего храбра новгородца именем Вадима и иных многих новгородцев и советников его. Аще тогда и нечестиви бяху новгородцы, но обаче по пророчеству их, паче же благоволением божиим и доныне царствуют ими от Рюрикова семене благородное изращение…»

Сравните этот рассказ с сообщением Никоновской летописи – очень похоже, но реплика новгородцев более длинная и красочная, чем в оригинале. Эту версию рассказа составитель «Сказания» позаимствовал из «Книги Степенной царского родословия». Любопытно, что этот же прием – развертывание исходного краткого сообщения с помощью прямой речи действующих лиц – использовали в свое время и составители самой Никоновской летописи. Например, в маленькую заметку о казни в 1376 г. новгородских еретиков-стригольников (их сбросили с моста в Волхов) они добавили новозаветную цитату – в форме реплики палачей…

Автор «Сказания» нам неизвестен, однако на этот счет есть некоторые предположения. Некоторые сибирские мотивы «Сказания» могут указывать на возможное авторство новгородского митрополита Киприана, который до поставления в Новгород был архиепископом Тобольским и Сибирским.

Кем бы ни был автор «Сказания о Словене и Русе», это книжник был широко образован. Он использовал в своей работе и «Повесть временных лет», и «Степенную книгу», и «Сказание о князьях Владимирских», и переводные хроники. Труд его был вознагражден – «Сказание» стало самой популярной исторической легендой в русской книжности XVII столетия. В 1652 г. «Сказание» попало и в сугубо официальный летописный свод, созданный при кафедре патриарха Никона. Таким образом, легендарная повесть стала в глазах образованных книжников полноценной частью русской истории. А всего списков «Сказания» в различных вариантах известно больше ста!

Поскольку в этой повести много расхождений с канонической версией истории славян и Руси: странные имена; описания славянских переселений, неизвестные по другим источникам; родство славян и скифов; колоссальная древность славянских городов, – велик соблазн предположить, что автор «Сказания» опирался на какие-то таинственные древние тексты, не дошедшие до наших дней. Так иногда и считают в наши дни некоторые «любители истории». Конечно же, это не так.

Легенды о братьях-основателях городов и предводителях народов распространены в европейских литературах очень широко. Вспомним тех же Леха, Чеха и Руса из западнославянской книжности. Столь же сильна и фольклорная традиция возводить названия географических объектов к именам каких-либо древних героев.

Скифы и Скифия в «Сказании» появились оттуда же, откуда и «Великая Скуфь» в «Повести временных лет» – из греческих хроник. Традиция звать славян скифами или тавроскифами в Византии была довольно прочной, знали эту традицию и на Руси. Так что никаким секретным знанием о родстве скифов и славян составители «Сказания» не обладали. Не отражает «Сказание» и каких-то древних языческих преданий: содержащаяся в нем информация о славянских богах не выходит за рамки традиционных для русской книжности известий. Как мы видели на примере рассказа о «коркодиле» Волхве, автор «Сказания» отнюдь не симпатизирует язычникам, он при каждом удобном случае подчеркивает дикость и серость людей языческого времени:

«Живяху же отнюд погании, яко скот, не имуще закона. О них же свидетельствует в хожении своем блаженный апостол Андрей Первозванный, яко отнюдь невегласи тогда поганы беша. В Синдерех же тогда княжаху два брата, единому имя Диюлел, а другому Дидиядакх, невегласи боги их тогда нарицаху за то, иже пчелы им налезоша и борти верх древия устроиша».

Грамоту Александра Македонского, которая включена в «Сказание», тоже написал вовсе не греческий царь. Древнейшие списки текста этой Грамоты происходят с территории Чехии, а на Руси она стала известна через посредство польских хроник, которые у нас активно переводили и цитировали составители хронографов.

* * *

Мы не случайно так подробно останавливаемся на истории «Сказания о Словене и Русе», хотя, казалось бы, ничего нового к данным «Сказания о князьях Владимирских» оно не добавляет. Дело в том, что именно эта легендарная повесть легла в основу многих поздних фальсификаций – поддельных текстов, рассказывающих о «древней» истории славянских народов. Самой известной из таких подделок стала так называемая «Велесова книга».

Тот факт, что о древних дохристианских временах Руси, о славянском язычестве очень мало известно, всегда огорчал многих любителей древнерусской истории, которым хотелось видеть у древних славян тысячелетнюю историю или такую же могучую и стройную систему верований, как, например, у скандинавов или индийцев. Этим издавна пользовались нечистые на руку фальсификаторы, которые изготавливали «сенсационные», якобы древние «памятники» дохристианской культуры. Например, в первой половине XIX в. прославился своими подделками коллекционер А.И. Сулакадзев. Он сочинял приписки к подлинным рукописям, пытаясь искусственно увеличить их ценность и значимость, а также придумывал «языческие» тексты. В некоторых изделиях Сулакадзева можно проследить влияние «Сказания о Словене и Русе».

Поддельность таких произведений доказывается прежде всего на основании анализа их языка. Кроме того, у подделки обычно нет оригинала: он тем или иным образом «пропадает» – горит в пожаре, похищается, словом, поработать с ним не получится и приходится довольствоваться публикацией автора подделки.

Эта невозможность увидеть оригинал иногда работает и против хорошо известных, классических произведений русской литературы. Например, в науке было мнение о поддельности «Слова о полку Игореве».

Имя автора «Слова» до сих пор неизвестно. Многие упоминаемые в «Слове» мифические персонажи или исторические личности неизвестны по другим памятникам нашей древней литературы.