– Презирать деньги, – усмехнулся в очередной раз Искариот, – легко. Трудно от них отказаться…

– А мы станем жить без денег, не взирая на таких, как вы, не верящих в прогресс, – активничал молодой человек, как-то забыв о том, что вопрос об эквивалентах так и остался не решенным.

– Я уже встречала людей, никогда не имеющих денег, – задумчиво проговорила девушка, нарисованная углем, – Не знаю, правда, верили они в прогресс или нет.

– И кем же были эти счастливые люди? – спросил молодой человек.

– Бродячими клоунами…

– Ничего вы не понимаете! А мы станем самыми счастливыми! – заявил один из молодцов, и Риоль услышал тихие слова Искариота: – Смешно в человеке не только то, что он есть. Самое смешное – то, чем он хочет быть…

– Все дело в том, – молодые люди думали, что иронизируют над Крайстом и Искариотом, но иронизируют беззлобно, – Все дело в том, что мы оптимисты, а вы – пессимисты.

Искариот ответил на этот приговор, почти не задумываясь:

– А вы знаете, чем оптимисты отличаются от пессимистов?

– Чем?

– Оптимисты радуются своей уверенности в том, что судный день никогда не наступит, а пессимисты расстраиваются от того, что понимают, что на судный день их вызывают ежедневно.

– …Жаль, что вы еще не доросли до наших идей, – молодые люди совершенно искренне переживали недоросшесть Крайста и его спутников.

Им откровенно было жаль их.

Как бывает жаль человека, который приболел внезапно, или потерял кошелек со всеми сбережениями.

Кто-то стал укрывать Крайста откуда-то взявшимся одеялом, Риолю протягивали свитера, Искариоту – папиросы.

Девушкам ничего не протягивали, но по глазам молодых людей было видно, что им этого очень хотелось.

– Ах, как мало вы можете понять в наших исторических преобразованиях, – по тому, как беззлобно говорил это молодой человек, Риолю показалось, что говорит он это совсем не в первый раз. Наверное, ему часто приходилось встречать людей, ничего не понимающих в исторических преобразованиях.

И он к этому как-то незаметно привык, – Ах, как мало вы понимаете в нашем диалектическом, материалистическом мире.

Последние слова относились не ко всем, а только к Искариоту, слушавшему молодого человека с таким выражением на лице, словно его только что накормили селедкой с вареньем.

– Да, – ответил Искариот, – Я даже не понимаю: сотворение мира – это продукт деятельности материализма или идеализма?..

– Держу пари, – сказал Искариоту молодой человек, – Что вы даже не верите в то, что скоро электронно-вычислительные станции, которые мы понастроим в каждом городском квартале, будут все сами считать за нас!

– Не держите такого пари, – ответил ему Искариот, – Я проиграю.

– Отчего же?

– Я ведь не верю даже в то, что гильотина за нас умирала…

– По-моему, вы из тех, кто все еще верит в астрологию, – разочарованно проговорил молодой человек.

– В астрологию? – переспросил его Искариот. – Это такая лженаука, – подсказал юноша, и Искариоту ничего не осталось, кроме как вздохнуть:

– Зато – самая точная на свете…

Искариот рассмеялся.

При этом пропала вся внешняя драматургия события.

Драма превращалась в фарс прямо с премьеры, не дожидаясь повторных выходов артистов на сцену.

– Что ждет этих симпатичных оптимистов? – тихо спросил Крайста Риоль. Как-то так выходило, что оптимисты перекрикивали друг друга, а остальные вынуждены были говорить между собой шепотом.

Оптимизм, впрочем, на столько не самое неприятное качество человека, что Риоль даже не вспомнил о том, что когда много лет вперед ему задали вопрос:

– До каких пределов вы готовы использовать прочность конструкции корабля? – он ответил:

– До разумных пределов.

Как и все остальное в жизни…

– Что ждет этих симпатичных оптимистов? – тихо спросил Крайста Риоль. – Застой…

– …И еще неизвестно, что будет более интересно потомкам – их разум или их глупость?..

– Но не смейся над их ошибками, – добавил Крайст после некоторого молчания, – Они всего лишь прикоснулись к свободе.

– Какая же это свобода, когда они говорят какие-то глупости.

– Свобода начинается там, где появляется право на ошибку…

– …Как же вы не можете понять, что скоро мы электрифицируем всю страну!

– Мы химизируем сельское хозяйство!

– Построим много жилья для всех!

– Мы объединим все страны!

– Посадим яблони на Марсе!

Тут Риоль не то, чтобы не выдержал, просто у него сорвалось:

– Зачем?

– Что, зачем?

– Зачем сажать яблони на Марсе?..

– Слушай, Искариот, это утопия какая-то, – толи спросила, толи просто сказала девушка, скачанная с интернета. – Если бы утопиями были только утопии – это были бы всего лишь утопии, – толи просто сказал, толи ответил ей Искариот.

На мгновение наступила тишина, а потом ее вновь нарушил бодрый голос:

– Мы, наконец, построим коммунизм!

Разве в таких вещах бог способен помогать людям?

– Бог, молодой человек, помогает только тем, кто сам себе хочет помочь.

– А остальным? – молодой человек был, очевидно, смущен такой постановкой вопроса о Боге, – Кто же должен помогать остальным?

Теперь был смущен Крайст:

– Не знаю… Наверное, правительство.

– Вот видите – не знаете.

Наше правительство – это вам не какой-нибудь Бог – оно всем помогать будет!

Библию я, конечно, не читал, но говорят – там написана такая ерунда, что никто толком понять ничего не может, – молодой человек замолчал, потому, что решил, что ввернул в спор окончательный, точкоставетельный аргумент.

Крайст вздохнул – не бывает людей на столько умных, чтобы не выглядеть смешными в глазах глупцов

– Если в книге о людях вы ничего не поняли – может у вас еще есть шанс, – Риоль услышал то, о чем подумал Крайст.

– Мы способны на все! – выкрикнул молодой человек.

– Это-то и печальнее всего… – вздохнул Искариот.

Потом он, очень спокойно, не споря и не утверждая, задал свой вопрос:

– А что вы будете делать потом?

– Когда – потом?

– Когда убедитесь в том, что у вас ничего не получилось?..

* * *

Спорящие часов не наблюдают.

Как спящие…

Появилось солнце. Появились тени.

Люди делятся на тех, кто не видит теней и тех, кто не замечет лучей.

Но это не проблема.

«Проблема может быть только в том, что люди не придают значения тому, что лучи и тени связаны между собой», – подумал, сквозь охватившую его дрему Искариот, и Риоль услышал его мысли.