Некоторые историки пошли в этом вопросе дальше других. Они предположили, что гунны двигались двумя путями одновременно: «Одна группа шла на запад степными пространствами, а вторая — через Керченский пролив… Пройдя Крым, гунны вышли в степи Причерноморья и в Поднепровье, где соединились с той частью племен, которая прошла степями». Так представляет себе их поход доктор исторических наук Дмитрий Козак, ссылаясь на мнение видной исследовательницы гуннского прошлого Ирины Засецкой{87, 110}.

Когда современные ученые начинают откровенно фантазировать на темы средневековых войн и стратегий, получается почти всегда смешно. Удивительно при этом только одно — откуда что берется? Где хоть капля логики и здравого смысла, не говоря уж о таких недоступных для историков вещах, как элементарное знание военного дела? Если гунны могли свободно пройти степями в область готов, зачем им было по горло погружаться в вязкую жижу Меотийского болота и, рискуя собственными жизнями, брести десятки километров по вонючей и топкой грязи? Неужели только для того, чтобы потешить теперешних ученых? С этой же, видимо, целью и армию они разделили на две части, дабы врагам ее легче было разбить. И главное, ну где, в каком труде какого античного автора вы обнаружили хоть малейший намек на эту откровенную благоглупость?

Но вернемся из области современной околоисторической фантастики в зону трезвого реализма древних писателей. Иордану, прямо указавшему на Скифию, как область первоначального проникновения гуннов, фактически вторит Аммиан Марцеллин, который, в отличие от нынешних коллег-историков, хорошо знал военное дело, ибо был офицером римской армии: «Гунны, пройдя через земли алан, которые граничат с грейтунгами и обыкновенно называются танаитами, произвели у них страшное истребление и опустошение, а с уцелевшими заключили союз и присоединили их к себе. При их содействии они смело прорвались внезапным нападением в обширные и плодородные земли Эрманариха (Германариха — царя готов)»{7}.

Итак, первым народом, принявшим на себя гуннский удар, оказались аланы-танаиты. Со времен Птолемея, поместившего это племя «у поворота реки Танаис», все древние авторы непременно отводили ему территории между Северским Донцом и Днепром. То есть земли в европейской части Сарматии, а вовсе не в тогдашней Азии — между Доном и Кубанью. Грейтунгами же называли остготов, живших чуть севернее, также на берегах Днепра. Иначе говоря, древние историки прямо указывали, что гунны, пройдя мелководьем Азовского моря, вначале оказались в междуречье Днепра и Донца, где покорили алан-танаитов, а затем при помощи последних обрушились на остготов Германариха и сумели их одолеть.

Итак, по крайней мере, мы определились с местом высадки гуннского десанта. Вопреки устоявшемуся мнению, произошло данное событие отнюдь не на Керченском полуострове Крыма, а в районе нынешнего Таганрога. Судя по всему, именно Таганрогский залив, «обмелевший от снесенного Танаисом ила», форсировали дикие агрессоры. Осталось нам найти ту самую «внутреннюю Меотиду», ограниченное и замкнутое со всех сторон пространство, откуда вышла в свой стремительный поход гуннская орда. Но для начала задумаемся над тем, отчего не сумели найти эту загадочную страну наши предшественники.

Конечно, их поиски во многом губило небрежное отношение к писаниям древних, своего рода комплекс морального превосходства, беспричинно одолевший многих современных исследователей. Все неясные места в сочинениях античных авторов их нынешние коллеги склонны считать заведомыми ошибками, следствием слабых познаний своих предшественников. Но не только традиционное высокомерие препятствует достижению желанного результата.

Как всегда, историки ищут древнюю область на современных картах, естественно, не находят ее там, злятся на средневековых хронистов, полагая, что те несли в своих трудах ахинею. В самом деле, где на просторах нынешнего Приазовья может находиться некая страна, отрезанная от остального мира? Между Северским Донцом и Доном? Между Доном и Волгой? На Кубани? Или в Тамани? Все не то, ни один район решительно не подходит, если судить, конечно, по его теперешним конфигурациям.

Но не лучше ли, прежде чем обвинять первопроходцев исторической науки в невежестве и легковерности, внести необходимые поправки на климат той эпохи, которую изучаешь? Как мы уже не раз убеждались, это многое меняет.

С IV века до Рождества Христова Евразийский континент переживал потепление. Пик его пришелся на первые века уже нашего времени. Озера пересыхали, реки мельчали, степи расширялись. Азов и Черное море уже не замерзали зимой, как это было в эпоху Гомера и Геродота. Напротив, начиная с IV века нашей эры начнется похолодание, самые суровые морозы придутся на середину следующего столетия. Следовательно, в интересующий нас период климат в Причерноморье был еще сравнительно теплый и влажный. Азовское море, широко раздвинув свои берега, превращало окрестности в болотистые топи и плавни.

Взглянем на карту Азиатской Сарматии, принадлежащую перу великого географа Птолемея, и сравним ее с современной{104}. Даже невооруженным взглядом мы заметим ряд существенных отличий. Азовское море в пять-шесть раз превосходит размерами Крымский полуостров, в то время как ныне они вполне соизмеримы меж собой. Территория Краснодарского края, напротив, предстает длинным, узким полуостровом, вытянутым в сторону Керчи. Очевидно, что ко II веку нашей эры многие донские и кубанские земли оказались на дне древней Меотиды. Равнинные местности Крыма также исчезли в пучинах Понта Евксинского. Танаис в нижнем течении разделился на два рукава, на просторах Азовского моря напротив его устья возник большой, одноименный реке остров.

Конечно, можно, подобно некоторым нынешним историкам, объяснять все эти «несуразности» тем обстоятельством, что Птолемей плохо знал географию столь отдаленного региона, как Северное Причерноморье. Между тем, на самом деле, греческие моряки и торговцы исплавали здешние моря вдоль и поперек, эллинские города густо покрывали побережье Понта и Меотиды. Обратите внимание — все возвышенные береговые участки на птолемеевой карте вполне соответствуют современным очертаниям, исчезли исключительно низменности. Не проще ли предположить, что уровень моря в эту эпоху был несколько выше, чем ныне?

К IV веку, то есть к интересующему нас периоду, в связи с продолжающимся увлажнением Азов, разливаясь в своих берегах, должно быть, мельчал, превращаясь в подобие огромного болота. Остров Танаис в это время уже никому не был известен — вероятно, он погрузился на дно. Птолемей на своей карте помещает в пространство между Кавказом и Танаисом семь больших рек. Ныне нам известна только одна — Кубань. Остальные превратились в скромные речушки и ручьи. Однако вполне вероятно, что в ту эпоху ледники Большого Кавказского хребта обильно питали их своими талыми водами. Кубань, могучая и сегодня, оборачивалась одним бурным, ревущим горным потоком и служила непреодолимым барьером с юга вплоть до своих истоков. Скромная речка Егорлык ныне впадает в систему Манычских озер и водохранилищ, протянувшуюся до самых низовий Дона. Возможно именно она, либо параллельные ей реки Калаус и Кума, превращаясь в полноводные артерии, протянувшиеся от Приэльбрусья до Азова, надежно замыкали эту область с востока.