– Всё ли Фюрер знает о своих детях? – сказал Ицхак и развернул лист бумаги.

– Что это?

– Откровение от Иоанна.

Вилланд вырвал лист из его рук и принялся читать.

– Письмо от твоих еврейских друзей? Очень интересно…

– Присмотрись, правда, скрывается между строк.

Вилланд устав от загадок Ицхака хотел скорее с этим покончить и окинул взглядом всё письмо. Между крупным размашистым почерком было несколько строк более мелкого. Буквы выстроились в слова, слова в смысл и Вилланд учащенно задышал.

– Что за бред! – воскликнул он, смял и швырнул письмо.

– Сын видного нацистского деятеля, преданный член гитлерюгенда – еврей, – сказал Ицхак, словно озвучивая судебный приговор.

– Заткнись! – заорал Вилланд, и схватился за голову, тормоша тщательно уложенные волосы похожие теперь больше на птичье гнездо.

– Он прошел все проверки, его приняли в юнгфольк, а значит то, что ты сказал, не может быть правдой! – нашел оправдание Вилланд.

– Думаю тебе лучше известно, как легко можно сделать фальшивые документы, и какими толпами набирают в юнгфольк, – сказал Ицхак. Вилл знал, что это правда. Документы у Мозеса фальшивые, а из-за его положения в партии приемного сына особо не донимали проверками. И еще раз вспомнив, как выглядит Мозес, Вилланд почти смирился, что это правда – он взрастил под своим крылом ребенка тех, с кем ставил священную цель бороться.

– Но как, черт возьми, он может служить фюреру, если по его венам течет жидовская кровь?!

Ицхак обиженно фыркнул.

– Так же, как еврей может быть христианином, – сказал он и кивнул в сторону распятия на стене. Деревянный Спаситель, вечно склонивший голову в страданиях за грехи человечества, словно кивал в подтверждение его слов.

– Если об этом кто-нибудь узнает… – запинался Вилл, краснея от ярости и подрагивая от страха.

– Не трудно догадаться.

Огромные старинные часы начали отбивать приход нового часа. Время словно замедлилось, и Вилланд ждал точно вечность, что бы сказать слово. Последний удар эхом разлетелся по магазину, ознаменовав собой новый раунд напряженной беседы.

– …если кто-нибудь узнает, конец карьере и всей моей семье! – закончил он.

– О, Господи, какая дилемма! Может до твоих разъеденных речами фюрера мозгов, наконец, дойдет насколько важнее воспитание и среда, пресловутой крови!

– Кровь – всё! – яростно не соглашался Вилланд.

– Хорошо же над вами там работают. Думаю, если партия скажет что черный квадрат – белый, вы поверите им, а не глазам.

Вилланд стоял в оцепенении и не в силах, что-либо сказать. Над входной дверью зазвенели колокольчики, и в магазин зашел мужчина. Ицхак направился к покупателю. Вилл потоптавшись на месте какое-то время, резко развернулся и пошел на выход. Из распахнутой двери он выкрикнул напоследок:

– Лучше бы ты оставил эту тайну при себе, старьевщик! – и хлопнул стеклянной дверью.

Ицхак смотрел вслед уходящему штурмовику и всё яснее понимал, какую глупость совершил.

Часть 3

1.

1938 г.

«Мы дарим этих детей фюреру!» – гремело со всех радиоприемников и рупоров страны. Закон «О гитлерюгенде» принят, и целое молодое поколение оказалось завернутым в праздничную упаковку повязанную ленточкой со свастикой.

Йозефу не очень нравилось быть подарком, но всё же, он стоял в коричневой форме на поверке командованием вместе с Мартином. Солнце слепило, и Йозеф едва разглядел проезжающий автомобиль без верха с каким-то большим во всех смыслах начальником. Животом он на мгновение загородил солнце, точно затмение. Свою лысину он тщательно скрывал под фуражкой, а мерзкие жидкие усики шевелились в такт тяжелому дыханию курильщика. Вслед за остальными, Йозеф вскинул руку в приветствии. Пока он держал ладонь в строгом соответствии с углом наклона в сорок пять градусов, ему вспомнились первые дни в гитлерюгенде, когда мальчик еще пытался что-то, кому-то доказать и поспорить, всякий раз получая тумаков за собственное мнение. Но со временем Йозеф стал умнее, хитрее, изворотливее. Он придерживался правил и пользовался всеми благами организации, не принимая идеи всерьез. Иногда, когда отряд вывозили в поход или на озеро, и они разбивали палатки, пели песни, совсем легко было позабыть об идеологии, фюрере и о самой Германии. Это были просто дети, соревнующиеся в навигации и спорте, шальные без повода и без забот отдавшиеся лету. Но такие дни, как сегодня возвращали к реальности, напоминая об истинном назначении организации.

– Будущие солдаты рейха! – прогремело со сцены. Толстый офицер задыхаясь, продолжил вдохновляющую не всех речь.

Мартин давно ждал этого дня. Его собственный брат оказался у него в подчинении, ибо на целых три года позже пришел в гитлерюгенд. «Молодежь командует молодежью» – гласил один из принципов организации. «Брат командует братом» – добавил Мартин.

***

Три грузовика въехали на залитую летним солнцем поляну. Рев двигателей раздирал вековую тишину, а колеса сминали высокую траву. Машина во главе колоны остановилась, не глуша мотора. Из неё вышел высокий человек в офицерской форме. Поправив фуражку, он пошел в центр поляны, где одиноко рос старый дуб. Он остановился и прикоснулся к коре, провел ладонью по шершавому стволу. Новоприбывшие удивленно смотрели на него из кузовов, а те, кто здесь не впервой терпеливо ждали, когда тот закончит. Офицер поднял руку и одобрительно кивнул. Двигатели заглушены. Молодые тела бросились навстречу лету и солнцу. От девственной тишины не осталось и следа – гул, крики и смех наполняли поляну суетой. За толщей деревьев блеснуло серебристое озеро, и дети в предвкушении глядели на водоем.

На мгновение лес вновь погрузился в тишину. Построение не заняло много времени – всё было отрепетировано десятки раз. В полнейшем безмолвии водружался на переносной флагшток национальный флаг. Красное полотнище, белый круг в центре и свастика вызвало трепет во многих юных сердцах. Флаг, развеваясь на ветру, заслонил собою солнце и засиял, словно сам был светочем во тьме. Когда флаг был на вершине, раздалась барабанная дробь и дети салютовали символу, вскинув руку. На флагшток пониже поднимался флаг гитлерюгенда. То же красное полотнище и свастика по центру, но вместо круга, знамя пронизывала горизонтальная белая полоса, словно молоко между двумя красными берегами и солярный символ, точно остров посреди реки.

Барабаны стихли и отряды, не опуская рук, прокричали приветствие. Словно один могучий голос разорвал пространство громогласным – Heil Hitler!

Офицер дал отмашку и удалился, оставив «молодежь командовать молодежью». Строй разделился на две группы по двадцать человек каждая со своим командующим. Помощником старшего командира в первом отряде был Мартин, во втором Макс Беккер: во взгляде школьных товарищей разгоралось пламя соперничества.

Мартин с важным видом расхаживал, сложив руки за спину.