Масирик сделался пепельно-серым – Колларин даже пожалел его.

– Ари, – произнес Асмидир, – готова ли наша гостья почтить нас своим присутствием?

– Готова, мой господин.

Ари вышел, и настала жуткая тишина. Масирик вспотел, руки у него дрожали. Он утратил всякое сходство с человеком военного звания, несмотря на свои доспехи.

– Я не хочу умирать, Асмидир, – заскулил он, обливаясь слезами. – Пожалуйста, не убивай! – За показавшимся в дверях Ари шел еще один воин. У Колларина захватило дух при виде высокой женщины с серебряными волосами и в серебряной же кольчуге. На черных кожаных штанах выше колен такие же кольчужные звенья, на плечах красный плащ. Колларин в жизни не видел такой красоты. Все воины вместе с Асмидиром низко ей поклонились. Колларин последовал их примеру.

Масирик, вцепившись в подлокотники кресла, хотел встать, но повалился обратно и задергался в судорогах.

– Твоя охота увенчалась успехом, Масирик, – нагнулся к нему Асмидир. – Сигурни здесь. Умри же счастливым!

На губах Масирика выступила пена, глаза выкатились, и он застыл неподвижно.

– Он умер от страха? – спросила одетая в серебро женщина.

– Нет. От яда, которым намазал губы.

Взгляд женщины упал на Колларина. Он вновь согнулся в поклоне.

– А этот отчего еще жив?

– Сам толком не знаю, – ответил Асмидир. – Он – непонятно почему – отказался тебя выслеживать. Это Искатель по имени Колларин. Прикажешь его умертвить?

– Почему же ты отказался? – спросила она.

– На это не так легко ответить, моя госпожа, – на удивление твердым голосом произнес Колларин. – Некий человек явился мне и просил об этом.

– Опиши его.

– Сильное лицо с глубоко посаженными голубыми глазами. Волосы серебристые, как у вас, борода заплетена в две косы.

– Пусть живет, – проронила женщина.

* * *

Асмидир хотел сказать что-то, но передумал и предоставил распоряжаться ей. Серебристые доспехи он привез из Кушира с намерением преподнести их вождю, о котором сказал пророк. Он представлял их себе на мускулистом юноше, но теперь не мог поверить, что покупал их, ничего не зная о Сигурни. Весь ее облик являл истинно королевскую стать – странно, как он не замечал этого раньше.

Аль-джиины освободили пленников. Фелл почтительно склонил голову, но Сигурни смотрела только на иноземного солдата. Ее пальцы сомкнулись на рукояти кинжала, лезвие с шорохом вышло из ножен, и она с обманчивой грацией двинулась к Обрину.

– Не надо, Сигурни. – Фелл, единственный, кто понял ее намерение, заслонил сержанта собой. – Он спас меня от пытки, рискуя собственной жизнью.

– Ни один нижнесторонний не будет оставлен в живых, – мягко, почти без гнева сказала она. – Отойди, Фелл.

– Я объявляю кормак на этого человека.

Асмидир не понял, о чем идет речь. Сигурни же, помедлив, спросила с холодной улыбкой:

– На врага?

– Да. Я сидел связанный, и раскаленный клинок приближался к моим глазам. Обрин остановил офицера, ударив его по лицу, и за это сам подлежал мучительной казни. Плохо бы я отблагодарил своего заступника, позволив его зарезать. Я прошу подарить его жизнь мне.

– Отойди, Фелл. Я поговорю с ним.

Фелл поколебался и отступил. Асмидир не видел на лице Обрина никаких признаков страха.

– Известно тебе, что такое кормак? – спросила Сигурни.

– О ваших варварских обычаях я ничего не знаю, сударыня. Я простой, неученый солдат. Может, вы сами мне скажете?

Асмидир видел, как вынуждает себя к спокойствию Сигурни, глядя на человека в ненавистном мундире. "Она убьет его – думал он. – Стоит ему сказать одно неверное слово, и она вонзит ему нож в горло".

– Это значит, что он усыновляет тебя. Сколько тебе лет?

– Тридцать семь по моему счету. Могу ошибаться на пару годков в ту или другую сторону.

– Стало быть, твой названый отец моложе тебя лет на пятнадцать. Хочешь стать его сыном, нижнесторонний?

– А выбор у меня есть?

– Выбор есть всегда. – Сигурни подступила совсем близко к нему. – Ты спас Фелла, поэтому я у тебя в долгу. Можешь идти на все четыре стороны. Мне хочется убить тебя, хочется посмотреть, как твоя кровь хлынет на пол, но слово мое нерушимо. Если уйдешь, никто не тронет тебя.

– А если останусь?

– У тебя на это духу не хватит. Уходи, не испытывай моего терпения!

– Значит, я могу горцем стать? – засмеялся Обрин. – Бунтовщиком против барона и короля? Вот он, перекресток дорог. Хочешь взять меня в сыновья, парень? Неплохо придумано, клянусь Богом! Я пойду твоей дорогой, хотя все мы знаем, куда она приведет. Что я должен сделать, сударыня? Кому присягнуть?

Изумленная Сигурни молчала, но Асмидир что-то произнес по-куширски, и все двенадцать аль-джиинов преклонили колени вокруг женщины в серебристой броне.

– Ты стоишь перед госпожой Сигурни, предводительницей горных кланов, – сказал он Обрину. – Ей и надлежит присягнуть.

Обрин опустился на одно колено и приставил кинжал Сигурни к своему горлу.

– С этого дня я ваш раб, сударыня. Я отдаю свою жизнь в ваши руки и однажды приму за вас смерть. В этом клянется перед Богом Обрин, сын Энгиста.

Сигурни взглянула на Фелла, который один остался стоять, и он упал на колени.

– Моя жизнь отныне и навеки принадлежит тебе, Сигурни.

Она кивнула и обернулась к Асмидиру:

– Надо поговорить.

Они оба покинули зал. Обрин с Феллом поднялись на ноги.

– Спасибо, парень, – сказал солдат. – Ты об этом не пожалеешь.

– Я-то нет, а вот ты? Что будет, когда ты сойдешься в бою со своими соотечественниками? Это ведь не пустяк.

– За меня не тревожься, Фелл. Это для вас все мы низинники, а на самом деле мы из разных краев. Сам я тоже принадлежу к горному народу, завоеванному лет сто назад. Никого из моих соплеменников в Цитадели нет, но дело даже не в этом. Есть вещи, за которые человек обязан сразиться. Это самое, думаю, и хотел мне сказать Колларин. Так ведь? – спросил Обрин человека в зеленом.

– Так. – Искатель подошел к ним, перешагнув через трупы. – Всегда спрашивал себя, каково это быть героем.

Аль-джиины молча забрали тела и вышли.

Поднимаясь по устланной ковром лестнице в комнату, где Ари показал ей доспехи, Сигурни чувствовала себя как во сне. Идущий рядом Асмидир молчал. Комната была маленькая, пятнадцать на двадцать футов. Большое окно выходило на Хай-Друин. Для своего выхода Сигурни надела кольчугу, поножи и сапоги, но меч, шлем и панцирь оставила здесь. Панцирю придали форму живота и груди молодого атлета, шлем был для нее слишком велик.