Главным элементом «Болеро» было вторжение через Ла-Манш (операция «Раундап»). Выбирая в качестве ключевой именно эту задачу, Эйзенхауэр отказался от предложений отправить американские войска на советский фронт, сфокусироваться на Средиземноморье, идти через Испанию или какой-либо регион Скандинавии. В плане «Болеро» он настаивал, что нужно сосредоточиться на обеспечении безопасности Великобритании и помощи СССР в войне. Его фокус при выборе приоритетов подтверждается фразой: «Если этот план [“Болеро”] не будет принят в качестве главной цели всех наших усилий, нам нужно повернуться спиной к Восточной Атлантике и как можно быстрее полноценно выступить против Японии»[88]. С этим согласились генерал Маршалл и президент Рузвельт, а после встречи в Лондоне — и Уинстон Черчилль.

Удивительно, но месяц спустя президент Рузвельт уступил давлению военно-морского флота и Австралии и объявил об отправке в Австралию 100 000 солдат и 1000 самолетов. В этом случае потерялась бы последовательность действий. Генерал Маршалл быстро отправился в Белый дом и встретился с Рузвельтом. Он сказал президенту, что если тот хочет защитить Австралию, то должен «полностью отказаться» от «Болеро». Историк Джеймс Смит писал: «Иногда Рузвельт действовал чересчур быстро, и на этот раз он понял, что зашел слишком далеко. Как частенько бывало, когда его ловили на горячем, президент стал лукавить. “Я не издавал никаких директив об увеличении наших сил в Австралии”, — написал он Маршаллу. Рузвельт сказал, что он просто хотел знать, возможно ли это сделать. Он не желал, чтобы операция замедлялась»[89].

Любому видно, как легко потерять последовательность. Цена за нее — необходимость говорить «нет» заинтересованным лицам, имеющим разумные ценности и аргументы. Специалист по стратегии не пытается быть политиком. Искусство идти на компромисс и строить большую палатку, под которой могут укрыться все, — это не про него. Его дело — последовательность, нацеленная на ключ к проблеме. Политик приходит после победы стратега, деля выгоды между теми, кто победил, и теми, кто оставался в стороне.

Центральное место в «Болеро» занимала операция «Раундап» — запланированное на весну 1943 г. вторжение через Ла-Манш в Северную Францию. Сталин давил на Черчилля и Рузвельта, чтобы они быстрее открыли западный фронт против Германии: требовалось ослабить давление на Советский Союз, где массово гибли солдаты и мирные жители (к концу войны погибло 20 млн жителей СССР). Это заставило Черчилля и Рузвельта сместить акцент на вторжение осенью 1942 г. в Северную Африку; операция получила название «Факел». Решение было политическим: человеческие и материальные ресурсы, накопленные для «Болеро», перемещали на театр, не имеющий такого стратегического значения, чтобы успокоить Сталина. Генерал Маршалл возражал против этого решения, утверждая, что лучше использовать все силы страны на Тихом океане, чем заниматься полумерами на Западе. Операцией «Факел» командовал Эйзенхауэр, в то время генерал-лейтенант.

Весной 1943 г., когда изначально предполагалось действовать по плану «Болеро», союзники договорились о вторжении в 1944 г. во Францию, которое теперь получило кодовое название «Оверлорд». Дуайта Эйзенхауэра назначили главнокомандующим союзными силами в Европе. И 6 июня 1944 г. около 160 000 солдат пересекли Ла-Манш и высадились в Нормандии. Спустя два месяца во Франции находилось почти 2 млн солдат союзников. Но потребовался еще год тяжелых боев, прежде чем Германия безоговорочно капитулировала 7 мая 1945 г.

Афганистан

Возможно, сейчас это трудно вспомнить, но, когда в 2001 г. рухнули башни-близнецы, политики пришли к выводу, что если бы вдохновленные «Аль-Каидой» террористы обладали ядерным оружием, то они бы его применили. Отсюда возникла решимость провести «зачистку» в Афганистане и на границе с Пакистаном, ликвидировав лидеров, агентов и учебные центры «Аль-Каиды».

Со временем цель расширилась. Добавились новые ценности и устремления. Лидерам США нравится думать, что остальное человечество хочет жить в условиях неолиберальной демократии. В 2008 г. президент Джордж Буш — младший сказал: «У нас есть стратегические интересы, и я верю в моральную заинтересованность в процветающем и мирном демократическом Афганистане. Сколько бы времени это ни заняло, мы поможем народу Афганистана преуспеть»[90].

«Талибан» вырос из студенческого движения в начале 1990-х гг., заполнив вакуум власти. Его поддерживала пакистанская межведомственная разведка (Inter-Services Intelligence, ISI), стремившаяся установить контроль над Афганистаном. Когда США вторглись в страну в 2001 г., талибы де-факто были правительством. После того как США быстро разгромили их и их союзников, установилось проамериканское правительство во главе с Хамидом Карзаем. «Талибан», имея надежную опору в пакистанских «племенных территориях», сражался с войсками как США, так и нового афганского правительства. Спустя 20 лет стало ясно, что установить в Афганистане «мир и демократию» по американскому образцу оказалось не под силу.

В декабре 2019 г. газета Washington Post, используя Закон о свободе информации, получила и опубликовала беседы, проведенные специальным следователем по восстановлению Афганистана. Из этих документов Post сделала общий вывод, что общественность США не информировали о трудностях и неудачах в Афганистане. Я увидел в тексте несколько иное. Меня не удивляла и не беспокоила открытость в отношении военных операций. Зато я отметил непоследовательность политики. Самым серьезным примером был переход (после прихода к власти Барака Обамы) от стратегии борьбы с терроризмом к стратегии борьбы с повстанцами, а точнее от борьбы с «Аль-Каидой» к борьбе с «Талибаном». Плюс Обама установил короткий срок окончания войны, а это, в свою очередь, дало сигнал талибам, что им просто нужно залечь на дно до ухода США.

В следующих цитатах из статьи Крейга Уитлока в Washington Post в кавычки заключены отрывки из бесед.

Джеффри Эггерс, боевой пловец в отставке и чиновник Белого дома при Буше и Обаме, сказал, что мало кто делал паузу, чтобы задаться вопросом о самой исходной посылке для содержания американских войск в Афганистане.

«Почему мы сделали талибов врагами, если на нас напала “Аль-Каида”? Почему мы хотели победить талибов? — сказал Эггерс в интервью Lessons Learned. — Коллективная система не может отступить, чтобы подвергнуть сомнению базовые предположения».

Дипломат Ричард Бучер, работавший при Буше спикером Госдепартамента, заявил: официальные лица США не знали, что они делают.

«Сначала мы вторглись, чтобы добраться до “Аль-Каиды” и убрать ее из Афганистана, причем даже не убив бен Ладена, — сказал Бучер правительственным интервьюерам. — Талибы стреляли в нас, мы начали стрелять по ним, и они стали врагами. В итоге мы продолжали развертывать нашу миссию»[91].

Хотя перед вмешательством США талибы де-факто были правительством страны, их считали повстанцами и боролись с ними методами, унаследованными от войны во Вьетнаме. Кроме этой фундаментальной непоследовательности, Америка одновременно преследовала много разных целей.

Основные разногласия оставались нерешенными. Некоторые официальные лица США хотели использовать войну, чтобы сделать Афганистан демократией. Другие стремились преобразовать афганскую культуру и расширить права женщин. Третьи хотели изменить баланс сил в регионе между Пакистаном, Индией, Ираном и Россией.

«Стратегия Af Pak [Афганистан — Пакистан] каждому принесла