Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сигурд-Омега одной рукой осторожно обхватил трехпалую клешню, направил на себя ее "средний" палец и, холодно глянув мне прямо в глаза, резко отвел в сторону "большой".
Синим, жгучим разрывом нас отбросило друг от друга на края площадки.
Я открыл глаза - зрачки заплыли кляксой, тенью ослепительной вспышки, я не мог различить сквозь нее ни неба, ни земли. Не в силах был я подняться на ноги, не видел я ничего и ничего не хотел больше видеть.
Воин Сигурд-Омега лежал навзничь с холодным, как и раньше, лицом. В груди, куда выстрелила "клешня", чернело, смолисто поблескивая, рыхлое пятно. Из него выкипал пар. "Хватит!" - сказал я себе и посмотрел в чужое небо, надеясь, что ввысь этими струйками пара выкипает душа воина. Однако до Валхаллы ей добраться было не суждено. Боги закрылись в своей цитадели наглухо... хоть и тщетно. Инкарнаполис... Здесь все души уходят только вниз.
Наверху было небо, очень похожее на настоящее, и было, ближе, тюремное окно в стене. Решетка была срезана, я получил приглашение к побегу. Ценой жертвы... хотя на такое слово в этом мире наложено табу.
Я собрался с силами, вспомнил про долг, возникший перед двумя воинами, поднялся на ноги и шагнул, не глядя, ввалился в золотистый туман.
***
4. БУДУЩЕЕ КАК POST SCRIPTUM
Планета Земля - Москва - 3 октября 1993 года
от РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
Золотистый туман мгновенно свернулся в яркую точку в центре бархатной черноты... и я превратился в луч. Я физически чувствовал себя лучом света и боли, пронзающим небытие...
А потом я превратился в шар, ткнулся во что-то мягкое, повалил это мягкое с грохотом, потом прокатился по чему-то плоскому и твердому и ткнулся лбом во что-то совсем твердое и неуместное. Искры посыпались из глаз, но вскоре я заметил, что искры сыплются и вокруг, в теплых и каких-то угловатых сумерках.
Я вспомнил чей-то вскрик. Мой ли в момент удара?.. Муки и сомнения были прерваны посторонним стоном и беспомощной вознёй поблизости.
Два тощих прямых рога целились в меня - ножки опрокинутого стула. За сиденьем, принявшим положение щита, ворочался и всхлипывал человек.
Картина частью прояснилась: я пронзил границу миров, ядром-снарядом угодил в кого-то, сидевшего на стуле посреди темной комнаты, повалил его, а сам ударился головой об стенку странного гулкого шкафа. Я потрогал шкаф и убедился, что он холодно-железный.
- Кто это? - еле живым русским голосом прошептал человек.
Прошептал явно вовне, за пределами моего мозга.
Сердце мое едва не вырвалось вон... Если это все же не передача мысли - то несомненно Россия! Неужто попал домой?!
Я поднялся, кое-как устоял на ослабевших ногах и нашелся ответить:
- Свой... По всей видимости... Наверно, добрый вечер.
- От... Откуда?.. Кто?.. - Человек продолжал заикаться от испуга.
Я шагнул к нему и хотел было помочь подняться, но он на полу шарахнулся прочь.
Мне опять оставалось быть хозяином положения.
- Мефистофеля вызывали? - вопросил я, стараясь, чтоб было повеселей.
- Кого?.. - Теперь удивления в голосе стало больше, чем страха, так что дело пошло на лад.
Отвратительно воняло горелым каучуком... или резиной...
- Прошу вас не бояться меня, - умеренно продолжил я тему. - Вышло некоторое недоразумение. Окажите любезность, сообщите, какой нынче год на дворе.
- Девяносто третий... - откликнулся мой ошеломленный медиум.
- Не тысяча ли девятьсот?.. - уточнил я, а сердце забилось сильнее.
- Да... - был ответ
- А число? - вытягивал я.
- Третье... Третье октября...
Начало золотой осени. Моя любимая пора!
Итак, семьдесят три года вперед... В сущности, я не испытал сильного волнения по поводу дат, уже сделавшись опытным путешественником во времени... Но помню теперь легкую ностальгическую грусть минуты и предчувствие... предчувствие некой пустоты, бессмыслицы.
- А я, не удивляйтесь, из февраля одна тысяча девятьсот двадцатого года... - сообщил и я. - Проездом, так сказать.
- А почему так? - спросил человек, еще оставаясь на полу с раскинутыми в стороны длинными ногами.
- Как? - в свою очередь не понял я.
- Ну так... - смущенно сказал хозяин этой эпохи. - Без всего...
Ко всему привыкает человек! И я успел привыкнуть - к своим адамовым похождениям. Полагаю, теперь, упав с небес на людную улицу, не сразу возьму в толк, отчего разбегаются дамы и спешат навстречу полицейские.
- Прошу извинить, - сказал я, не замечая в себе никакого смущения. - Таковы издержки путешествий во времени.
И тут меня, наконец, заинтересовали географические подробности.
- А город? - Я вдруг почувствовал себя нехорошо.
- Москва... - был тот самый ответ.
Куда я стремился, летел душой - там-то вдруг стало тягостно, как во сне... когда попадаешь в родное место, зловеще-призрачное, отраженное в кривых зеркалах... Как в псалме Давида: стремилась душа, но не обрела место свое...
- Власть-то у вас теперь какая? - спросил я, теряя всякий интерес. - Большевистская?
- А хрен его знает, теперь не разберешь, - вдруг в тон мне пробормотал человек и стал подниматься на ноги. - Там драчка заваривается... Может, завтра прояснится чего.
Поднявшись, он стал отрешенно, в полутьме, рассматривать меня.
В сумерках черты его были неясны. Впрочем, я разглядел, что он молод, не старше меня, худ, стрижен коротко, невысок и с крупным носом, сально отражавшим заоконные отсветы городского вечера.
- Вы надолго? - совсем буднично спросил он.
- Трудно сказать, - честно растерялся я.
Он тряхнул головой, и глаза его блеснули.
- Так... подождите... - С каждым словом его голос все больше оживал.
Он напряженно посмотрел мне за спину, и я, невольно повернувшись - туда же: на странный неправильный короб, стоявший на столе.
- То есть оттуда, вы сказали?! - услышал я. - Что правда, из двадцатого года?!
Я повернулся к нему. О, какие огромные лемурьи глаза я увидел перед собой в сумерках.
- Ничего себе! - прошептал он и вдруг схватил себя за волосы с такой силой, будто натужился, как