Рот и губы Хани играли на Элоизе так, как будто она была музыкальным инструментом. Элоиза сильнее развела ноги, открываясь для более интенсивного удовольствия, рассматривая себя так, как могли бы ее увидеть те далекие путешественники или соседи. Одна молодая женщина, сидящая на лице более младшей женщины, в рамке из деревянного окна — великолепная картина.

Она сильнее прижалась к лицу Хани и услышала, как та что-то шепчет ей.

— Нет, я не позволяю тебе останавливаться. Не сейчас.

— Я сказала, что ты удивительно вкусная, Элоиза.

Элоиза застонала и напряглась, придавливая Хани. Язык Хани начал двигаться быстрее, как нетерпеливый котенок, мысль о таком маленьком пушистом домашнем животном пронзила Элоизу. Это ощущение взорвалось в ее влагалище. Рот Хани, казалось, поглотил всю ее промежность. Ее язык действовал все более уверенно, двигался все дальше, а затем отступал, так, чтобы Элоиза сама плотнее прижималась к лицу Хани.

Девочка схватывала все на лету. Ее язык начал беспощадно пощелкивать по клитору Элоизы, и та начала отчаянно дергаться. Хани все еще сосала, все еще постукивала языком, а Элоиза качалась взад и вперед, сильнее раздвигая ноги, так, чтобы стать настоящим банкетом для мисс Хани. Она могла слышать, как слюна Хани смешивалась с соком ее собственной промежности. Хани перестала сосать клитор, ее язык теперь проник во влагалище Элоизы. Элоиза закачалась быстрее, ее влагалище, половые губы и клитор терлись о язык, подбородок и нос Хани, ее бедра дергались все сильнее и резче.

— Тебе хорошо, Хани? Я не задушила тебя? — прошептала она, но Хани покачала головой и резко вонзила ногти в ягодицы Элоизы, чтобы та замолчала.

Самолет опустился с ночного неба так, как будто пытался сесть на крыши. Элоиза лениво думала о братьях этой девочки, летящих в противоположные концы земного шара, чтобы увидеть другие достопримечательности, об их великолепных пенисах, о том, что они будут трахать других женщин. Хани извивалась в заключительном безумстве, ее рот и язык отчаянно работали, и наконец она кончила.

Элоиза вскарабкалась на подушки, напрягла бедра в великолепной заключительной конвульсии. Все ее тело приблизилось к кульминации, стало тугим, когда она начала кончать, двигаясь взад и вперед по лицу Хани, поливая его своими соками, пока та не начала кричать от удовольствия и дергаться. Хани корчилась, ее промежность конвульсивно сжималась, чтобы как можно дольше удерживать эти ощущения.

Затем ночь продолжилась, и они обе сосали и ласкали друг друга на мягких подушках, пока в конце концов не заснули, обнявшись. Новый рассвет уже начал расцвечивать небо.

Итак, ее заказ был почти выполнен.

Элоизу разбудили звуки церковных колоколов, звонящих вдали, и утреннее солнце, всматривающееся в арочные, увитые плющом окна павильона. Она сделала еще пару снимков спящей голой Хани, которая напоминала героинь «Сна в летнюю ночь» — золотые волосы, разметавшиеся по бархатным подушкам, раскинутые руки, ноги, согнутые вокруг Элоизы, как будто она хотела удержать ее рядом с собой, губы, надутые во сне.

В любом случае Элоиза знала, что вернется сюда. Сразу же, как только эта семья соберется вместе. Или — еще лучше — когда они все разъедутся, и Элоиза сможет насладиться ими по очереди, одним за другим.

Но теперь ей надо было возвращаться домой.

Она на цыпочках прошла в кухню. Беспорядок исчез, все было убрано. На полу не было следов земляники, малины, перца чили. Только ее собственное платье, свисающее с одного из стульев, и ярко-розовый шлепанец Хани, сорванный зубами Элоизы. Она пнула его, и он скрылся под барной стойкой.

Наверху лестницы Элоиза услышала стон, доносящийся из спальни Мими. Дверь в конце коридора была приоткрыта. Элоиза решила войти внутрь. Этот дом ощущался ею как свой собственный. Эти люди принадлежали ей, были ее игрушками.

Она услышала плеск душа. Потом писк, с которым плоть скользит по стеклу, а затем еще один стон. Она осторожно прошла мимо огромной кровати к ванной.

Прозрачные стены душа запотели, но она могла видеть то, что происходит внутри, как розовые контуры тела сглаживаются мыльными полосками, а затем проявляются снова. Там явно продолжалась борьба.

— С вами все в порядке, Мими?

В ответ она услышала фыркающее хихиканье и низкий мужской смех. Элоиза остановилась. Они были там оба. Выше чаши душа было большое круглое хромированное зеркало, похожее на иллюминатор судна, и она могла увидеть отражавшуюся в нем Мими, выгнувшую зад и немного пошатывающуюся. Пока Элоиза смотрела, Мими повернулась к зеркалу, слегка покачиваясь на скользких плитках, и развела ноги.

Седрик встал на колени между ее ногами, исполосованными водой и потеками мыла. Он схватил бедра Мими и растянул их в стороны, обнажая скрывающиеся там вощеные губы ее промежности, пухлые, открытые, ярко-розовые. Элоиза отступила назад. Ей надо выбираться отсюда. Однако, когда она попыталась скрыться, половица скрипнула.

Седрик спрятал лицо между ногами Мими, и Элоиза тяжело осела на край кровати, схватившись за горло. Когда нос и рот Седрика коснулись влагалища Мими, рука Элоизы скопировала то, что он делал, проскользнув прямо вниз, к собственной промежности. Там было липко от маленьких пальчиков Хани, ее рта и языка, но там также появилась и свежая влага от возбуждения при виде Седрика и Мими в душе.

Теперь голова Седрика медленно перемещалась вверх и вниз, и Мими дрожала от нарастающего удовольствия. На мгновение он отодвинулся и растянул ее пухлые половые губы еще дальше. Его длинный красный язык извивался, как будто он собирался слизать особенно вкусное мороженое. Палец наблюдавшей за ним Элоизы стал поглаживать собственную расселину.

Седрик схватил Мими губами, их тела в заполненном паром маленьком пространстве душа были глянцевыми от воды и мыла. Было трудно понять, что — реальность, а что — лишь отражение. Элоиза отступила от стены душа, ее буквально разрывало от желания. Она почти могла ощущать, как сейчас Седрик будет облизывать Мими. Руки Элоизы терли тело все отчаяннее. Как жаль, что это был не Седрик, Мими или Хани. Элоиза напряглась, чтобы достичь той отчаянной, почти недосягаемой, точки возбуждения.

Но ее движение, должно быть, отразилось в зеркале, потому что внезапно Мими оглянулась, и ее отраженные глаза встретились со взглядом Элоизы. Мими улыбнулась, красные губы растянулись в грязную усмешку. На ее лице она смотрелась как широкая темная щель. В то время как язык Седрика толкался внутри нее, она приложила палец к губам, приглашая Элоизу в мир своих ощущений.

Ее глаза задержались на Элоизе на одну-две минуты. Затем Седрик встал. Он тоже заметил Элоизу и коротко посмотрел на нее, как бы транслируя какой-то приказ.

И тогда она схватила свою камеру, подняла ее и начала снимать.

Мими взяла огромный кусок мыла лимонного цвета и энергично намылила им ладони, чтобы взбить пену. Затем она взяла вертикально стоящий пенис Седрика в руки и начала намыливать его, обхватывая выпуклый мягкий кончик одной рукой и сильно двигая кожу на стволе члена вверх и вниз другой. Элоиза поймала его в своем видоискателе — он дрожал и вздымался в хлопьях мыльной пены, вытягиваясь, как телескоп, удлиняясь и отходя от плоского живота, разглаживая кожу, пока не стал прямым, гладким и еще более длинным. Он торчал вверх, сильный и гордый, в потеках желтой мыльной пены.