Потом он сам встал на место наводчика.

– Заряжай!

Заряжающий закрыл орудийный замок. Командир тщательно прицелился и выстрелил. Затем поднялся и посмотрел в бинокль.

– Что за ерунда?! Это бронебойный был?

– Бронебойный! Б-240! – ответил ему молоденький лейтенант-артиллерист. – А какой же ещё?

– Тогда я вообще отказываюсь что-либо понимать…

Командир подразделения снял фуражку и провёл платком по покрывшейся потом бритой налысо голове.

– Я же точно в него попал…

– Попали, товарищ командир! И мы тоже попадали…

– Но так не бывает…

А танки тем временем растворились в облаках пыли. А вскоре их и след простыл.

* * *

Шульц и его люди из укрытия не без удивления наблюдали за всем происходящим. Когда советские танки благополучно ушли из-под огня, любимец полковника Гейгера проводил их взглядом через мощный бинокль и грязно выругался:

– Verdammte Scheiße!

Переводить на русский язык все нюансы этой фразы нет смысла, но в самом скромном варианте это при желании могло бы сойти за традиционное «Чёрт подери!» А потом он добавил такое, что переводить уж точно не стоит. После этого немцы завели свои мотоциклы и помчались вслед за танками.

Георгий Константинович Жуков сидел за столом в своём рабочем кабинете в Наркомате обороны на Арбатской площади. Как обычно, работа у него затягивалась далеко за полночь, ибо он прекрасно понимал, что времени остаётся всё меньше и меньше. Да по сути, и всё высшее командование советских вооруженных сил уже давно жило по законам военного времени. 1 сентября 1939 года нападением на Польшу гитлеровская Германия развязала Вторую мировую войну. Пакт с Германией дал Советскому Союзу возможность выиграть время для укрепления обороноспособности страны. Когда под ударами немцев быстро развалилась Польша, Красная Армия в сентябре 1939 года вошла на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. В результате, советская граница была отодвинута на сотни километров.

Что же касается Англии и Франции, то они вплоть до поздней весны 1940 года так и не вели боевых действий против Германии. Это историки потом назвали «странной войной». А Германия тем временем оккупировала Данию и приступила к захвату Норвегии.

На недавнем совещании в Наркомате обороны присутствовал товарищ Сталин и все члены Политбюро. Присутствовал и новоиспечённый генерал армии Жуков. И невозможно передать волнение человека, впервые переступившего порог «того самого» кабинета, ставшего в скором времени ему очень знакомым. Он, строевой генерал, был напряжен как струна. Но товарищ Сталин тогда тепло поздоровался с ним, раскуривая свою любимую трубку, сделал паузу и поинтересовался мнением Жукова о японцах и о Красной Армии. И тогда Жуков честно рассказал о том, что видел и что знал. Он дал высокую оценку советским танкистам, артиллеристам и лётчикам. Но при этом предупредил, что танки серии БТ с бензиновыми двигателями крайне огнеопасны.

Теперь Жуков уже находился в Москве, и уже перед ним стоял растерянный командир дивизии, напряженный как струна. Он, как мог, держал доклад.

Жуков всегда требовал, чтобы доклады были обстоятельными, но не слишком затянутыми. Но тут случай явно представлялся не совсем обычным.

Комдив заметно нервничал:

– Они шли вдоль оврагов. Все наши требования проигнорировали. Мы открыли огонь, но наши бронебойные снаряды их не взяли…

– А вы точно попали?

– Даже несколько раз!

– И что?

– Ничего. Ползут себе, как глыбы броневые. А наши снаряды от них в рикошет уходят. Я такого никогда не видел! Реально страх берёт…

– А дальше что?

– Ничего. Я сам стрелял, но снаряд срикошетил. Как я понимаю, там угол встречи снаряда с бронёй очень мал… Выстрел – и снаряд уходит от борта в сторону. Да что за чёрт! Заговорённые эти танки, что ли?

– И что потом, не тяни?

– Оба танка спокойно ушли в лес в районе деревни Пахомово.

– Где это? – уточнил Жуков.

– Примерно в тридцати километрах к югу от Серпухова.

Жуков усмехнулся:

– Молодцы…

Комдив не понял и осторожно переспросил:

– Простите, товарищ генерал армии?

Лицо Жукова вновь стало серьёзным. Он встал из-за стола и заходил по кабинету.

– Вы молодцы, говорю. Всё правильно сделали. Только почему сразу мне не доложили?

– Виноват, товарищ генерал армии. Хотели сначала с поставленной задачей справиться, а уж потом докладывать.

Взгляд Жукова потеплел:

– Всё правильно. Ладно. Теперь, по поводу задачи. Слушай меня внимательно…

А тем временем большая часть пути для участников танкового пробега Харьков – Москва уже была пройдена, и колонна находилась в районе посёлка Липицы. За Окой был город Серпухов, и это уже была Московская область.

Пока было ещё очень рано, и все спали. Кошкин, сам себя назначивший на вахту, сидел на броне одного из танков. Он задумчиво потрогал прожженную горелкой дыру в броне, потом открыл блокнот и стал делать какие-то пометки.

Затем он зачеркнул в календаре ещё один день. До смотра оставались последние сутки.

Все отдыхали после напряжённых событий последних дней. Вдруг из танка, зевая, выбрался лейтенант Мизулин.

Кошкин поприветствовал его и сказал:

– Давай, Петя, буди народ. Двигаться надо.

– Сейчас, Михаил Ильич, только лицо умою.

И Пётр неспешно отправился к скрытому за кустами озеру.

Подойдя к воде, он присел, умыл лицо и вдруг услышал в стороне всплеск. Пётр обернулся на звук и увидел невдалеке входящую в кристально чистую воду Лиду. По её светлой коже пробежали мурашки, она передернула плечами и фыркнула, но раз вошла по колено – решила не отступать.

Она стояла метрах в двадцати. Обнажённая, уже по пояс в воде, обеими руками стыдливо прикрывая грудь. Хрустальные капли дрожали на её коже, а небесного цвета глаза искрились как два бездонных бирюзовых колодца.

Пётр застыл, будучи не в состоянии отвести взгляд. Он не испытывал стыда, наблюдая за обнаженной девушкой. Почему? Об этом ему ещё предстояло подумать. Но для себя он уже давно отметил, что было в этой непутёвой Лиде что-то необъяснимо притягивающее. Её крепкая стройная фигура, даже затянутая в армейский комбинезон, смотрелась просто великолепно, а сейчас она выглядела ну просто настоящей Русалкой. Не хватало только рыбьего хвоста и длинных чёрных волос, которые она расчесывала бы золотистым гребнем. Лида была похожа и на прекрасного лебедя, и Петру вдруг стало очень грустно: вот она сейчас накинет свои одежды, сотканные из белоснежных перьев, и улетит, а он останется один на один со своей молодой тоской.