Другим заметным членом либерального лагеря, также принимавшим деятельное участие в рассмотрении проектов, касавшихся управления, был кн. Л.Д.Вяземский, бывший ранее управляющим уделами[167], а перед тем атаманом уральского войска[168]. Среди членов Совета Вяземский приобрел известность после испытанной им крупной неприятности. Ему был объявлен в приказе по Военному министерству высочайший выговор за вмешательство в распоряжения правительства, и одновременно он был устранен от участия в заседаниях Государственного совета на довольно продолжительное время за то, что при разгоне очередной, преимущественно студенческой, демонстрации у Казанского собора вступился в действия полиции и, пользуясь своим военным званием, оградил от казачьих нагаек нескольких курсисток[169].

Остальные, кроме поименованных, члены Государственного совета выступали, так сказать, спорадически, преимущественно по тем вопросам, которые были им ближе известны по их прежней службе, причем у некоторых были свои особые коньки. Так, например, И.И.Шамшин, состоявший председателем особой комиссии по разработке нового устава о службе гражданской, при образовании какого-либо нового правительственного учреждения заявлял, что вопрос должен быть отложен впредь до утверждения разрабатываемого его комиссией устава, по правилам которого и должны быть определены штаты учреждаемых новых должностей в отношении присваиваемого им класса и разряда по выслуге пенсий. Предложение это, разумеется, отклонялось, что не мешало Шамшину вскорости вновь выступить с тем же заявлением. Так это продолжалось в течение многих лет, причем разрабатываемый Шам — шиным устав не только никогда не увидел света, но даже не был внесен на рассмотрение ни старого Государственного совета, ни новых законодательных учреждений. Потребность же в нем несомненно была, так как установление нового, повышенного в соответствии с изменявшимися условиями жизни размера пенсий за службу было вопиющей необходимостью[170].

Несколько особое положение в Государственном совете занимали его члены прибалтийского[171] происхождения. Наши немецкие бароны относились в общем хотя и добросовестно, но по существу довольно равнодушно ко всем законодательным предположениям, не затрагивавшим так или иначе Остзейских провинций. Но зато все, что сколько-нибудь задевало интересы этого края, а в особенности его дворянства, вызывало с их стороны чрезвычайно согласованную и деятельную работу. Старания их при этом не ограничивались защитой своих интересов в самом Государственном совете. Имея своих сородичей во всех ведомствах, и прежде всего в «сферах»[172], они пускали в ход самые разнообразные пружины для достижения намеченной ими цели.

Одним из примеров умелого и ловкого охранения баронами своих интересов может служить дело о праве собственности местных дворянских обществ на так называемые прибалтийские дворянские имения. Имущества эти были переданы прибалтийским дворянским обществам в XVIII в. из состава государственных имуществ с тем, чтобы на доходы с них дво — рянство исполняло некоторые государственные повинности, как то: содержание местной полиции и т. п. Впоследствии от несения этих повинностей дворянство было освобождено с принятием расходов по ним на счет казны, однако самые имения оставались во владении дворянских обществ. В 1890 г. по поводу выдвинутого тогда вопроса о земельном устройстве поселенных на части этих имений крестьян, все еще остававшихся, можно сказать, в феодальных отношениях к владельцам имений, Министерство внутренних дел вынуждено было выяснить, кому же, собственно, принадлежит титул собственности на них — дворянству или государству. От этого зависело устройство поселенных на них крестьян, а именно: по правилам ли, относящимся к частным имениям, или по установленным для государственных имуществ. Если бы дело не касалось прибалтийского дворянства, то нет сомнения, что вопрос был бы разрешен самим министерством или, по крайней мере, им было бы сделано какое-нибудь определенное представление по этому спорному вопросу либо в Сенат, либо в Государственный совет. Но дело касалось прибалтийских баронов, а потому и решить его так просто нельзя было и помыслить. Остановились ввиду этого все на том же способе — учреждении при Государственном совете особой для его разрешения комиссии. Председателем был назначен член Совета Герард, а в состав ее ввели представителей всех четырех прибалтийских дворянских обществ (четвертое — острова Эзель, имевшее особое от материковой части Эстляндской губернии дворянское общество). Вот тут-то и закипела работа у прибалтийцев. Первым их шагом была жалоба государственному секретарю на одного из чинов Государственной канцелярии, заведовавшего делопроизводством комиссии, за составление им юридической справки по делу. Из справки этой с очевидностью выяснялось, что спорный вопрос не может быть разрешен на почве права граж — данского, а всецело относится к праву публичному, т. е. должен быть разрешен исключительно с точки зрения целесообразности, иначе говоря, что государство сохранило в полной мере право распоряжения спорными имуществами по своему усмотрению. Такая постановка дела, конечно, была не по шерстке прибалтийцам, а потому, и вполне оценивая значение делопроизводства при решении вопроса, они не замедлили приложить все старания к замене заведовавшего делопроизводством другим лицом, им вполне угодным. Действуя через своего сородича — товарища государственного секретаря — барона Ю.А. Икскуля, они указывали, что заведующий делопроизводством вышел из своей роли, позволив себе в разосланной членам комиссии справке предрешить ее заключение. Последнее было с формальной стороны неверно, ибо, наоборот, согласно справке, комиссия имела возможность разрешить вопрос по своему усмотрению; однако по существу справка, конечно, предрешала вопрос в смысле юридической принадлежности имений государству. Ход этот баронам не удался, так как злокозненная справка была разослана членам комиссии «по распоряжению» ее председателя. Тогда прибегли к другому способу — устроили, что в комиссию был введен в качестве знатока прибалтийского гражданского права (кстати сказать, никакого отношения к вопросу не имевшего) сенатор Гасман, в благоприятном для себя отношении которого заранее убедились.

Невзирая на эти ходы, прибалтийцам не удалось добиться, чтобы комиссия признала спорные имения собственностью дворянства, — слишком было явно обратное. Не удалось, однако, или комиссия на это не решилась, признать титул соб — ственности на имения и за государством. Она ограничилась разрешением вопросов, касавшихся устройства крестьян, поселенных в имениях, признав, что они должны быть устроены по правилам, относящимся к государственным, а не частновладельческим земельным имуществам, и оставив вопрос о праве собственности на имения открытым. Заключение это получило высочайшее утверждение, имения остались во владении дворянских обществ, равно как право распоряжения процентами с капитала, причитавшегося с крестьян за выкуп предоставляемой им части земли. Прибалтийцев, однако, это не удовлетворило. Прошло лишь несколько лет, и они получили в 1905 г. разрешение не только на распоряжение упомянутым капиталом, но и на залог оставшейся в их владении, за наделом крестьян, части имений с правом свободно распорядиться залоговой