– Мария, а ведь мальчик прав! Место удивительное. Недаром Репин выбрал именно его! – пришел на помощь ребенку Георгий.

Неопределенно пожав плечами, Мария отправилась собираться в поездку. Перебирая уже значительно расширившийся гардероб, она задумалась. Теперь проблема выбора оказалась еще более значимой, нежели в то время, когда, кроме одного-единственного костюма и пары платьев, у нее ничего не было. Алена регулярно возила ее на фирму Андрея, а там у бедной женщины просто разбегались глаза. Андрей лично подбирал для Марии модели, а благодаря тому, что фигурка у нее сохранилась идеальная, практически любая вещь сидела на ней отменно. Уйти без обновки было просто немыслимо. Когда денег не хватало, Андрей попросту дарил платье или костюм Марии, говоря при этом, что прятать красоту грех. Стоя перед распахнутым шкафом, Мария неторопливо выбирала, в чем же ей поехать в загадочное Здравнево, которое так полюбил Илья Ефимович. Наконец остановила свой выбор на восхитительной блузке из нежнейшего маркизета и элегантной юбке, тоже выдержанной в романтическом стиле. Слегка подвела и без того яркие, выразительные глаза, чуть тронула помадой губы и, еще раз оглядев свое отражение в зеркале, осталась довольной. Что ни говори, а, оказывается, очень приятно, когда глаза мужчины теплеют от созерцания не кого-то, а тебя! Особенно сладко становилось на душе, когда она видела, с какой нежностью и восхищением смотрел на нее Георгий.

Сказочный, какой-то нереальный, но оттого еще более притягательный теремок открылся неожиданно. Мария с восторгом смотрела на череду высоких, идеально стройных елей, что протянулись от паркинга дому. На раскидистые дубы и липы, помнящие самого художника. По скромной гравийной дорожке Георгий повел Марию и Ваню в глубь усадьбы. Старинный колодец с журавлем, неприметный каменный погреб. Просторная, залитая уже по-летнему жарким солнцем площадка перед высоким резным крыльцом. Взметнувшиеся в неистовую синь фантастические башенки, узорчатые, кружевные. Будто не искусный резчик выполнил это воздушное кружево, а усталая женщина долгими осенними вечерами старательно вырезала из простой бумаги затейливые узоры, чтобы украсить суровый быт убогой крестьянской избы. Но даже не это поразило Марию. И не прелестный тенистый пруд под старыми ивами, что склонили к темной, загадочной воде тонкие длинные листья. Не тихие, удивительно прозрачные, пронизанные искрящимся радостным светом аллеи и даже не укрывшаяся под сенью старого дуба просторная беседка с поразительным видом на терем. Как ни странно, неизгладимое впечатление оставила смотровая площадка, взметнувшаяся над кручей, как бы взлетевшая над ширью непокорной реки. Открывающиеся с нее виды тронули самые тонкие струны женской души. Положив руки на отполированные перила, Мария не могла отвести глаз от далекого берега, от стремительно несущейся воды, что бурлила, вскипала белой пеной на каменистых порогах. Она смотрела на замысловатый танец белокрылых чаек, на заросли буйно цветущей сирени, от запаха которой кружилась голова. Непередаваемое ощущение покоя и радость захлестнули Марию. Она на время позабыла и о Ване, и о Георгии, всем телом, всей душой отдавшись тому необъяснимому очарованию, что наполнило ее.

Прошло достаточно много времени, прежде чем Мария, оглянувшись, поискала глазами исчезнувших Ваню и Георгия. Они сидели на простой деревянной скамье возле памятника художнику и мирно беседовали. Заметив, что она наконец обрела почву под ногами, Гоша подошел к Марии, помог спуститься с площадки и повел к пруду.

– Боже! Как здесь замечательно! – только и сказала Мария.

– Мам! А мы еще в музей пойдем! Там так прикольно! – заверещал подбежавший Ваня, но Мария даже не поправила мальчугана.

Потрясенная, она все еще летела над бурной рекой, парила, раскинув руки-крылья вместе с птицами. Стремительно проносилась над кипенью цветущей сирени, захлебываясь от восторга и чарующего аромата.

Музей был как музей, с присущим ему запахом старого дерева, с массивной, местной работы, основательной мебелью из мореного дуба. Мария почти не интересовалась экспозицией, лишь поглядывала на снующего, как по собственной квартире, Ваню и сопровождающего его Георгия. Они что-то обсуждали, доказывали друг другу, а она все еще оставалась под впечатлением увиденного. Даже когда они поднялись на башенку и в руках Георгия появился миниатюрный цифровой фотоаппарат, Мария не обратила внимания, что он много и увлеченно снимает ее и сына.

Вечером, когда Ваня, уже лежа в постели, делился впечатлениями, Мария спросила мальчика:

– А когда же ты уже успел побывать в усадьбе?

– Давно! Когда первый раз поехал с дядей Гошей кататься.

– Во-первых, он тебе не дядя Гоша! Что вообще за имя такое? – поправила она сына.

– Он сам сказал, что его так можно называть! А еще мы с ним поедем на линию Сталина! Там давным-давно был укрепрайон! А еще дядя Гоша показал мне Большой Камень! Это такая скала громадная. А еще…

– Стой! Когда же ты успел всюду побывать?

– Так мы же с ним каждые выходные куда-нибудь ездим! А если погода плохая, то в городе по музеям ходим, в кукольный театр, на выставки. А что?

– Интересно, я думала, вы только на каруселях катаетесь! – удивленно воскликнула Мария.

– Ну, и на каруселях тоже.

Впоследствии оказалось, что и сюда, к Павлу, Ваня приехал впервые вместе с Георгием. Мария долгое время не понимала, что происходит, но постепенно свыклась со своей вторичностью и искренне радовалась, что у сына появился такой друг.

Изменилась не только жизнь, Мария чувствовала, что сама стала другой. Всего полгода назад любое сказанное в ее адрес слово могло повергнуть ее в шок, вызвать слезы и выбить из колеи. Особенно трудно было на работе. Безропотно снося обиды и унижения, она терпеливо тащила свою нелегкую ношу. Завуч, дама своенравная и жесткая, никогда не учитывала пожеланий Марии при составлении расписания, и в результате бедной женщине приходилось весь день проводить в школе из-за неуместных форточек. Да и директор без зазрения совести нагружал Марию Федоровну сверх всякой меры, не придавая особого значения тому, что ей не с кем оставить ребенка или имеются какие-либо личные дела. Сложилось так, что ею помыкали практически все, а она молча терпела, стараясь не вызвать гнева вышестоящих. Переход на другое место работы ознаменовался и резкой сменой отношения к Марии. Если в прежней школе появление Марии в новом облике вызвало восторг учеников и тихую зависть коллег, то в гимназии все оказалось наоборот. Стоило ей только появиться в приемной директора, как первое, на что обратила внимание секретарь, было именно то, как и во что одета Мария. В глазах девушки замелькали цифры, словно в окошечке калькулятора. Она в одну секунду подсчитала что почем и тут же предложила Марии Федоровне чай. И директриса, поговорив с ней, предложила весьма неплохую зарплату плюс еще и классное руководство. В итоге выигрыш в зарплате составил столь значительную сумму, что Мария не стала раздумывать. После первого же педсовета, на котором она предложила про вести научно-практическую конференцию по злободневной теме, отношение руководства гимназии к ней стало просто потрясающим.