Аракчеев подошел к старику, который, кряхтя, усаживался в телегу:

– Спасибо вам, господин Леннарт. И… простите. За все. Мы еще обязательно встретимся.

Он развернулся и шагнул за Герой в направлении незаметного автомобиля. Старый эстонец подождал, пока машина заведется и начнет движение по трассе мимо него. Тогда он поднял вверх руку в прощальном жесте. Машина промчалась вперед, а ладонь старика медленно опустилась на лицо, долго терла глаза и лишь затем скользнула дальше вниз, к лежащим на козлах вожжам.

* * *

– Босс!!!

– Не кричи! – перебил собеседник. – Мне уже отзвонился командир спецотряда…

– Так это же его люди все и наворотили на мызе! Не успели подъехать и такую канонаду устроили.

– Они – спецназ, и действуют, как их учили.

– Ага, а я опять потерял двух своих людей!

– Хватит стонать! Кого-нибудь еще обнаружили там?

– Как же! Они ведь от хутора камня на камне не оставили! Такой пожар начался, что близко не подойти. Надо было уезжать, чтобы с пожарными не столкнуться. Только одного взрывом и откинуло в сторону. Из тех двоих, что утром подъехали.

– В каком он состоянии?

– Даже удивительно, что так мало пострадал. Ну, контузия, еще обгорел чуть-чуть. Мы уже привели его в чувство.

– Что-нибудь узнали?

Возникло молчание.

– Так, судя по всему, он не заговорил, да?

– Он постоянно твердит несколько фраз. На латышском языке! Я нашел среди своих коренного рижанина. Так вот, он утверждает, что пленный говорит с акцентом. Скорее всего, русским. И повторяет все время, что он турист из Даугавпилса.

– Твои ребята его не слишком… повредили?

– Нет, Босс. В пределах допустимого. Ходить и говорить может.

– Хорошо. Приведи его быстренько в порядок. Сфотографируй, возьми отпечатки пальцев – это главное. Сбросишь на мой компьютер. Я пробью его по всем базам. Нам надо точно знать, с кем мы имеем дело. И не трогать его больше, пока я не позвоню. Где ты его держишь?

– В бункере.

– Ну, пусть там и остается. Работай!

– Привет, Лори! Вот теперь совсем другое дело: могу без промедления соединиться с тобой по прямому номеру, когда только понадобится. Да-да, сейчас именно такой случай, уж поверь мне. Надеюсь, нас не слушают? Шучу! Разве такое возможно у советника Министерства внутренних дел?!

Мне в срочном порядке необходимо установить личность одного человека. Неважно! Все данные, какие только отыщутся в наших базах. Даже в самых секретных! Там-то как раз лучше и искать. Не прибедняйся! А я тебе не только портрет предоставлю, а еще и «пальчики». Конечно, другое дело.

Даже подскажу: вряд ли его стоит искать в криминальной среде. Скорее всего, разведка, безопасность или спецподразделения. Причем российские! Есть, правда, небольшая вероятность, что латвийские. Ну, сам разберешься. Нет-нет, ответ мне нужен уже утром. Что ты дергаешься? Ведь это не тебе бодрствовать: дал задание – и почивай.

* * *

Как ни хорохорился Вадим, удобно развалившись на заднем сиденье Галиного автомобиля, его физическое состояние оставляло желать лучшего. К концу своего импульсивного рассказа он уже постоянно тер слезящиеся и закрывающиеся глаза, язык стал тяжелым и неповоротливым, а голова то и дело непроизвольно опускалась на грудь. В конце концов он замолчал на полуслове и безвольно откинулся на заднюю спинку.

Гюльчатай немедленно съехала на обочину, остановила машину и пересела назад. Она осторожно осмотрела Аракчеева, проверила глазные яблоки, посчитала пульс.

– Ну что, – поинтересовался Гера, – обморок?

– Нет, просто очень крепкий сон. Впрочем, это мало чем отличается от обморока. Он говорил про какой-то взрывной коктейль, которым его чудодейственно поставили на ноги. Подозреваю, что в его составе были транквилизаторы или даже нейролептики.

– А он говорил: «Травка, травка…»

Алексеева усмехнулась:

– Правильно говорил. Ведь такой эффект может дать, например, валериана, кипрей, хмель или мак, даже колючник обыкновенный.

– И что с ним делать?

– Радоваться. В таком состоянии процессы восстановления организма протекают в несколько раз быстрее. Часов 10–12 он теперь проспит. И встанет бодрым и веселым.

Талеев хмыкнул:

– Хорошо устроился! Ладно, Галчонок, посиди с ним рядышком на всякий случай, а я сейчас зарулю в знакомый мотельчик. Там мы вас супружеской четой представим и оставим до утра.

– А ты что собираешься делать? – Девушка была встревожена. – Надо же срочно искать Виталия!

Гера как будто не услышал последней фразы:

– Вы, уважаемая, своим гостиничным маскарадом оторвали меня от весьма важных дел. Их необходимо завершить, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги. – Он увидел, что девушка порывается что-то спросить, и опередил ее: – А на все твои вопросы я отвечу завтра, когда вы с Вадимом придете ко мне в отель. – И добавил очень тихо: – Если, конечно, смогу.

Галя поняла, что от командира больше сейчас ничего добиться невозможно, и угрюмо замолчала.

* * *

По дороге в свой номер Талеев заглянул в бар на 18-м этаже и, к своему удивлению, обнаружил там великолепную колумбийскую «Арабику». Правда, цена «кусалась», но Гера не пожалел денег и приобрел фирменную упаковку молотого кофе. Он знал, что работать ему предстоит всю ночь, а учитывая прошлый недосып, надеялся только на отличные бодрящие качества этого напитка.

На чем же он остановился-то, пока его не отвлекла Гюльчатай? Звонки! Пока еще не слишком поздно, надо связаться со своими друзьями-журналистами в Москве, чтобы получить точные данные: кто, где и когда публиковал статьи Тойво Крууса. О чем они – это уже другой вопрос, Гера сам просмотрит эти материалы. О, уже почти 23 часа! Ничего, эта братия поздно ложится. А кто успел заснуть, что ж, будем считать, что тому не повезло. И Гера начал свой «марафон»…

Через два часа голос его сел вместе с аккумулятором в мобильнике. Зато на столе появилась целая стопка листов бумаги, каждый из которых был исписан вдоль и поперек простым мягким карандашом – других орудий письма Талеев не признавал. Если на первых страницах записи были аккуратны и последовательны, то уже к середине начали появляться всевозможные стрелки и сноски, некоторые предложения жирно подчеркивались, а слова обводились. От восклицательных и вопросительных знаков рябило в глазах. Ну а к концу такой плодотворной работы только сам автор, да и то с трудом, мог разобраться в сущем хаосе эпистолярных нагромождений, среди которых все чаще стали появляться даже элементы художественного творчества: стилизованные человеческие фигурки в самых замысловатых позах, непонятные зверушки и даже один корявый гроб!