Он медленно моргнул.

– Тебе больно?

На этот раз он моргнул дважды. Связь была установлена, и Виктория радостно улыбнулась.

– Если ты моргаешь один раз, это означает «да», а когда дважды – «нет», я угадала?

Он моргнул один раз.

– Как я рада, что тебе стало лучше, – прошептала Виктория, на секунду прижимаясь к отцовской груди. – Не хочу тебя утомлять, но мне необходимо знать, что произошло между тобой и Эдвардом. Скажи, ты получил какое-нибудь письмо?

Джеффри моргнул один раз.

– Когда ты говорил в тот день с Эдвардом, он отрицал свою вину?

Ответом было «нет».

– Он должен был совершить что-то ужасное, чтобы так рассердить тебя. Я уже перерыла всю библиотеку в поисках того письма, но не нашла его. Где оно? Я хочу его видеть.

Джеффри моргнул дважды.

– Но почему? Разве я не могу узнать о том, что натворил Эдвард?

«Нет».

Люси осторожно прикоснулась к плечу Виктории.

– Я думаю, ваш отец просто не хочет причинить вам боль. Я права, милорд?

Джеффри посмотрел на Люси, на дочь и моргнул один раз.

Сердце Виктории наполнилось жалостью и раскаянием.

– Прости меня, папа, – сказала она. – Я не хотела тебя расстраивать. Мы поговорим обо всем, когда ты поправишься. Мне нужно разобрать почту, которую только что привезли. Я навещу тебя позже.

Она поцеловала его в щеку и вышла из комнаты.

Идя по коридору, Виктория перебирала пальцами висевшую у нее на шее золотую цепочку, что всегда делала в минуты трудных раздумий. Она ценила стремление отца уберечь ее от неприятностей, но он не знает того, что знает она. Ему неизвестно, что под боком у них появился шпион Эдварда – миссис Оливер. «Что же делать? Что же мне делать?» – думала Виктория.

Ноги сами привели ее к запертой двери розовой гостиной. Когда-то она часами просиживала в этой комнате вместе с матерью. Они вместе читали, вышивали или вели долгие разговоры за чашкой чая. С этой гостиной у Виктории было связано столько приятных воспоминаний!

Она решительно вынула из кармана связку ключей, отперла дверь и вошла.

Виктория огляделась, и ей показалось, что время вернулось вспять, а сама она снова стала ребенком.

– Мама, – прошептала она, – когда я была маленькой, я задавала тебе сотни вопросов, и ты всегда отвечала мне. Прошу, ответь мне и на этот раз. Скажи, чем провинился Эдвард перед папой?

Глаза Виктории повлажнели от слез.

Вытирая их платком, она подошла к прислоненной к стене картине, прикрытой холстом.

– А это откуда?

Она откинула холст и увидела перед собой написанный маслом групповой портрет. С него смотрела мать – молодая, в красивом голубом платье, сидящая в траве с двумя прелестными девочками. С первого взгляда было понятно, что это близнецы – у малышек были одинаковые светлые локоны и пронзительные зеленые глаза. И одеты они были тоже одинаково, в голубые платьица. На шее у близнецов поблескивали тонкие золотые цепочки с кулонами, на которых были выгравированы буквы.

Виктория села на пол, желая лучше рассмотреть золотые сердечки. На кулоне девочки, сидевшей справа, читалась буква В, на той, что была изображена слева, – К.

– Этот кулон – мой, – тихо заговорила сама с собой Виктория. – Значит, это – я? Тогда кто же эта, вторая девочка? У меня есть или была сестра-близнец?

Виктория долго сидела на полу, не в силах стронуться с места. В голове ее роились сотни вопросов. Если у нее была сестра, то почему родители никогда ничего не говорили ей об этом? И что с ней случилось, с той К? Она умерла? И что значит это К – Кристина? Кэсси? Каролина? И как могли отец с матерью столько лет скрывать от нее такое?

Так и не найдя ответа ни на один из вопросов, она вышла из розовой гостиной, заперла за собой дверь и поспешила в отцовскую спальню. Но Люси сказала, что герцог заснул, и Виктория немедленно приняла новое решение.

– Люси, пожалуйста, прикажи приготовить карету. Я хочу выехать еще до темноты.

– Вы нашли то, что искали? – спросила Люси.

– Что? А, ты о моем дяде. Нет, но я обнаружила кое-что совершенно другое. Такое, что я теперь не успокоюсь, пока не переговорю с Марком Грейсоном. Он – старинный и ближайший друг моего отца. Я уверена, что он ответит на вопросы, которые мучают меня.

Виктория вложила в руку Люси свою связку ключей и добавила:

– Пока меня нет, никто не должен входить в розовую гостиную. И всегда держи дверь отцовской спальни запертой.

– В розовую гостиную никто не войдет, Виктория, обещаю вам. А вы, пожалуйста, будьте осторожны и возвращайтесь скорей.

Виктория обняла свою новую подругу.

– Не беспокойся, Люси. Я вернусь, как только все узнаю.

Спустя полчаса Виктория вышла к подъезду Чэтем-Холла и остановилась, ожидая карету. Она не подозревала, что за ней сейчас пристально следят две пары недобрых глаз.

– Видишь, Энди, чутье меня никогда не подводит, – подтолкнул локтем своего кузена Клайв Уолтерс. – Я знал, что рано или поздно птичка вылетит наружу.

Энди, прячась за высоким кустарником, криво ухмыльнулся в ответ:

– Она хорошенькая, верно? Никогда в жизни такой красотки не встречал.

Клайв ничего не ответил и удовлетворенно кивнул только тогда, когда увидел, что к дому подают карету.

– Всего один кучер, плевое дело, – процедил он и потянул Энди за рукав. – Пойдем. Нужно поторопиться, чтобы перехватить их еще до выезда на почтовый тракт.

– Прошу прощения, что заставил вас ждать, леди Виктория, – виновато сказал Билли, снимая одной рукой шапку, а другой открывая дверцу кареты. – Ваш кучер, Джеральд, неожиданно заболел, и мне пришлось запрягать самому. Куда мы едем, в Карлайл-Хаус?

– Нет. К городскому дому Грейсонов.

В эту секунду сверкнула молния, и спустя короткое время издалека докатился раскат грома. Пошел мелкий дождик, словно ждавший этого сигнала. Низкие тяжелые тучи закрыли небо до самого горизонта.

– Мне жаль вытаскивать тебя из дома в такую погоду, Билли, – нахмурилась Виктория, – но мне в самом деле необходимо как можно скорее попасть в Лондон.

– Не беспокойтесь обо мне, миледи. У меня на этот случай есть дождевик, не промокну, – отозвался Билли, помогая Виктории усесться в карету. – Мигом домчу вас до города.

Покачиваясь на подушках в такт движению кареты, Виктория задумалась над тем, что хотела спросить у Марка. Дождь разошелся вовсю, и было особенно уютно думать под шорох его струй, падавших на покрытую кожей крышу кареты. Однако спустя несколько минут карета резко затормозила и остановилась.