когда наступало полноценное межледниковье, местная геология, крупные травоядные животные и естественные пожары поддерживали мозаику сомкнутых лесов, прогалин, саванновых редколесий, кустарниковых степей и травянистых сообществ на большей части Северо-Западной Европы[229].

Если мы внимательно посмотрим на фауну Евразии в среднем плейстоцене, мы с трудом сможем найти животных, характерных только для сомкнутых лесов. Фактически только вымерший вид тапира — лесного травоядного, родственники которого выжили в дождевых лесах Юго-Восточной Азии и Южной Америки, — смог дожить в Евразии до самого начала среднего плейстоцена[230]. Климатические циклы, начавшиеся 780 тысяч лет назад, фактически уничтожили последние из теплых и влажных лесов Евразии. Вместо них мы обнаруживаем различные виды широколиственных и хвойных лесов, которые никогда полностью не доминировали в ландшафте. Млекопитающие, процветавшие со времен среднего плейстоцена и позже, были главным образом представлены видами, которые жили в ряде местообитаний, многие из которых включали деревья. При этом они были достаточно гибкими, чтобы выживать в разных условиях, от густого леса с травянистыми полянами до кустарниковых степей, опушек леса, саванных местообитаний и тундростепей. Их успех зависел от наличия растений, которые они могли есть и хорошо переваривать. Среди них были как любители листьев и полукустарников, так и пасущиеся животные, а многие одновременно попадали в обе категории[231].

Некоторым животным требовались очень специфические условия. Ко времени среднего плейстоцена они оказались в меньшинстве и вымерли. Гиппопотам — травоядное животное, распространившееся на север, вплоть до Британских островов, но не далеко продвинувшееся на восток, где зимние температуры были бы для него серьезным вызовом[232]. Это животное не любит долгих, сильных морозов и обитает в регионах с умеренной температурой и большим количеством осадков. Гиппопотаму необходимо жить рядом с озерами и реками, поэтому он никогда не мог широко распространиться. Гиппопотамы исчезли из Европы ко времени последнего теплого межледниковья, около 125 тысяч лет назад, или чуть позже[233]. Европейский водный буйвол — еще один вид, которому требовались похожие условия, и он также исчез примерно в то же время[234].

Берберские обезьяны (маготы) были одним из немногих видов обезьян, которые успешно распространились вдали от тропиков[235]. Они добрались до Британских островов и Германии и жили в лесах большей части Центральной Европы во время мягких межледниковых периодов. Появились маготы в Европе во времена теплого плиоцена, около 5 миллионов лет назад, задолго до начала оледенения, а исчезли, подобно гиппопотамам и водным буйволам, во время последнего межледниковья[236]. Популяции европейских берберских обезьян среднего плейстоцена лучше всего рассматривать как реликты теплого прошлого, которые цеплялись за жизнь в европейских убежищах во время повторявшихся ледниковых периодов, но в конце концов сдались в начале сурового последнего ледникового цикла.

Гиппопотам, водный буйвол и макака — три радикальные версии травоядных, которые были истреблены следовавшими одна за другой волнами сильного холода, которые захлестнули Европу позднее 780 тысяч лет назад. Любимая еда этих животных закончилась. Существовало много других травоядных, которые также пострадали, когда холодная и безлесная тундростепь охватила большую часть континента. Их истории в целом похожи, хотя детали различаются. Эти животные попадали в локальные убежища, где пережидали плохие условия. Когда условия улучшились и редколесья и саванны восстановили свои позиции, они распространились из этих убежищ. После повторных бедствий некоторые просто не могли прийти в себя и вымирали. Каждый вид рассказывает свою собственную историю, вымирали все по-разному, и не все виды вымерли одновременно. Немногие, такие как бегемоты, водные буйволы и макаки, дотянули до конца последнего межледниковья. Некоторые виды, такие как носорог Мерка и узконосый носорог, а также прямобивневый лесной слон, не намного пережили это время[237].

Распространение этих носорогов и слонов весьма интересно; оно поразительно похоже на распространение их современников, неандертальцев. Когда климат был мягким и их предпочтительные местообитания в широколиственных лесах расширились, эти травоядные животные распространились от Пиренейского полуострова и Британских островов на западе по лесистым равнинам Европы и Сибири почти до берегов Тихого океана на российском Дальнем Востоке. Когда редколесья сократились, ареал этих крупных травоядных стал раздробленным. Похоже, что последние их популяции пережили последнее межледниковье и начало последней ледниковой эпохи, но к тому времени выжившие были ограничены Средиземноморским регионом, в первую очередь Пиренейским полуостровом, где климат был мягче и где остатки их популяции еще некоторое время продержались, прежде чем вымерли[238].

Неандертальцы и их предки H. heidelbergensis не были адаптированы к холоду европейского ледникового периода, как зачастую утверждают. Напротив, они развивались вместе с крупными травоядными животными в лесах и саваннах, часто вокруг водно-болотных угодий, в поясе средних широт Евразии[239]. Эти зоны были чрезвычайно изобильны и плодородны, там было много пищи и много возможностей для ее добычи. Когда условия позволяли, они следовали по этим местообитаниям на север и достигали Британских островов и Германии. Как и у крупных травоядных в лесах умеренного пояса, к востоку их ареал встретил препятствие в виде южной кромки гор Восточной Европы и Азии на юге и безлесных русских равнин на севере.

Homo heidelbergensis мог чувствовать себя как дома в разных лесных и водных ландшафтах, но только не в густых, непроходимых джунглях. В таких условиях этим людям могли встречаться животные умеренной редколесной мозаики, многие из которых, вероятно, были очень крупными. В отличие от животных открытых равнин, они, наверное, не жили большими стадами, а были рассредоточены по всему ландшафту, но при этом собирались вокруг благоприятных мест, таких как источники пресной воды, объединявших животных редколесий и лугов. Неудивительно, что многие из археологических объектов, связанных с H. heidelbergensis, в Северо-Западной Европе, в таких местах, как Боксгроув, Хоксне и Пэйкфилд на Британских островах или Мауэр, Шёнинген, Мизенхайм и Бильцингслебен в Германии, были стоянками, расположенными вблизи озер или рек, недалеко от пастбищ и открытых редколесий[240]. Там активно охотились и разделывали туши крупных млекопитающих. Найденные в Шёнингене прекрасно сохранившиеся деревянные копья, возраст которых составляет 400 тысяч лет, свидетельствуют об охотничьем мастерстве и технике этих людей и показывают, что древесина использовалась ими в качестве сырья[241].

В первой главе мы видели, что люди «Ямы костей» — популяция H. heidelbergensis — имели крепкое телосложение, крупный мозг и, возможно, могли общаться при помощи речи. Известность, которую снискали неандертальцы, подорвала успех H. heidelbergensis. Но мы видим популяцию людей в расцвете лет. Эти сильные и умные охотники умели убивать крупных млекопитающих и смогли занять свою нишу