Около 20–30 мин. просидел я, ожидая информации; но никаких донесений не приходило. Я ничего не видел и не знал, и связь с штабом дивизии и артиллерией являлась бесполезной. Мне оставалось одно – попробовать самому посмотреть тот бой, о котором я оставался в неизвестности, а за недостатком технических средств связи попробовать покомандовать по-старинке. Я приказал приступить к свертыванию провода, чтобы подать вперед телефонные средства, сообщил в штаб дивизии, что вследствие продвижения полка произойдет временный перерыв связи со мной, и поскакал широким галопом с моими разведчиками по пути в Шавлишки.

До избы, где был расположен вчера мой штаб, мне предстояло проехать немного более 2 км. Я тщательно озирался по сторонам, стараясь найти следы какой-нибудь роты или раненых, которые должны были бы стекаться к этой сравнительно большой дороге, но не заметил никаких следов боя. На последнем километре перед Шавлишками, когда мы выехали из леса, высоко над нашими головами, в 50–60 м, начали рваться бризантные гранаты. Небо было пасмурно, собирался дождь, и бризанты производили впечатление эффектного, декоративного, но совершенно безобидного грома. Стреляющие немецкие батареи нас видеть не могли, никого другого по соседству не было. Чувствовалась какая-то растерянность у тех артиллеристов, которые вдруг нервно зачастили и яростно обстреливали небо над пустынным участком поля боя. Разброска немецких снарядов увеличивалась. Не успел я еще въехать в Шавлишки, как впереди послышался взрыв ружейной трескотни, и немецкие пушки круто оборвали свою бесплодную работу. У околицы Шавлишек лежали тела двух убитых немцев. Было около 15 ч. 30 м., когда я въехал в Шавлишки и повстречал раненого стрелка 9-й роты, который сообщил, что его рота взяла Шавлишки, и командир ее прапорщик Ходский, бегло осмотрев избы и захватив немногих пленных, стремительно помчался с ротой вперед.

Из хаты, в которой я ночевал накануне, я послал с конным разведчиком на ближайшую телефонную станцию, в Левиданы, сообщение в штаб дивизии об успешном развитии наступления и о взятии Шавлишек; о взятии д. Гени я не знал, и штаб дивизии получил вероятно непосредственное сообщение от 494-го полка. Если роты получили задачи – вернуться в свои старые окопы, то и штаб полка был морально обязан вернуться на свое старое пепелище. Одновременно я послал приказание своему штабу и горной батарее следовать в Шавлишки. Пара конных разведчиков была оставлена в Шавлишках, чтобы собирать донесения, которые могли бы поступать в штаб полка, и направлять их ко мне. А я сам, с двумя конными разведчиками, поскакал в Блогодатное (развалины деревни), так как от Шавлишек открывался кругозор только в сторону Кемели и никаких подчиненных мне войск видно не было.

Непосредственно севернее Благодатного находились следы позиции трех поспешно снявшихся германских батарей – брошенный зарядный ящик, передок, клетки со снарядами, обозначавшие расположение каждого орудия, какая-то повозка, телефонное имущество, треноги с цейссовскими биноклями, несколько убитых артиллеристов и лошадей. За артиллерийской позицией окоп был занят, и из него раздавались выстрелы в сторону немцев. К окопу вел знакомый мне ход сообщения. Я спешился, оставил разведчиков в Благодатном и пешком, быстрым ходом, достиг окопа. В нем оказалась 9-я рота прапорщика Ходского. Против него немцы уже ушли в свои старые окопы, находившиеся в 700 шагах, и вели ружейный и пулеметный огонь. В промежутке между окопом Ходского и Дукштами и впереди были разбросаны 12 пушек и гаубиц и довольно много зарядных ящиков. Орудия были надеты на передки, и тут же валялись застреленные лошади; немецкий дивизион, запоздавший сняться с позиции, должен был отходить через узкий проход в проволочном заграждении, сделанный им утром, когда он выезжал вперед, и здесь был накрыт ружейным огнем; все же немцам удалось протащить через линию проволоки большую часть орудий и здесь они их бросили. Судя по тому, что далеко не по шестерке лошадей лежало убитыми возле каждого орудия и зарядного ящика, надо было думать, что под сильным ружейным обстрелом в следовавшем в колонне по-орудийно дивизионе наступил момент паники, головные орудия остановились из-за отдельных убитых лошадей, ездовые обрубили постромки и частью ускакали; иные артиллеристы честно старались спасти свои орудия и ящики, и наиболее удаленные орудия были дотащены до середины расстояния между нашими и немецкими окопами. В м. Дукшты в это время несомненно находились наши стрелки; можно было различить отдельные группы наших стрелков, подходивших к Дукштам с юга; но там по-видимому имелись и немцы и раздавались характерные для ближнего боя вспышки нервного ружейного огня. Вправо от окопа Ходского все было тихо и спокойно.

Прапорщик Ходский на мой вопрос, не он ли захватил батарею, скромно ответил, что он их не брал, а его рота обстреливала их издали – и на позиции, и когда они пробовали уйти. При его движении от Левиданы до Шавлишек он встречал только небольшие группы немцев, сопротивление коих его почти не задержало; вправо от него нет никого; он оторвался от других рот своего батальона, которые ввязались в бой у д. Гени, в 2,5 км позади. Настроение в роте Ходского было высоко праздничное: стрелки целовались, хохотали, острили; на посвистывавшие пули никто не обращал ни малейшего внимания; я обнял Ходского, похлопал по плечу самых задорных, веселых стрелков, поздравил роту. Мне хотелось попасть в Дукшты; окопы здесь прерывались шагов на 600, и приходилось следовать открыто в 700 шагах от немецких окопов; однажды, до этого боя, обходя фронт в спокойное время, я проделал эту операцию, но привлек на себя огонь 2–3 неприятельских стрелков. Ходский мне предложил двинуться на Дукшты перебежками и обещал поддержать мои перебежки дружными залпами. Настроение было столь приподнятым, что я вероятно пошел бы на это мальчишество, если бы меня не смутили мои гаубицы: их было только три, но разрывы их бомб положительно свирепствовали в той части Дукшт, вблизи костела, куда бы меня привела моя перебежка. Я одумался, решил двинуться в Дукшты более спокойным путем, распорядился, чтобы Ходский выслал пару сильных дозоров для наблюдения за своим правым флангом – там тянулись кусты, а 9-я рота была вся вместе, не имея ни одного дозора – и ушел к развалинам Благодатного.

В Благодатном я встретил трех стрелков своей пешей связи. Они шли из Левидан пешком и, руководясь указаниями конного разведчика, разыскивали меня. В Шавлишках еще не было ни одного офицера штаба, и ни одного донесения для меня. Нужно было принять какие-нибудь меры для заполнения 3-километрового зияющего интервала между д. Гени и окопами Ходского. Я послал одного конного разведчика к командиру III