Сев на кровать, она нервно постукивала пальцами по коленям, ожидая, когда же за ней придет отец. Больше всего она боялась, что отец сочтет Кристиана недостойным кандидатом. Тогда она не сможет поиздеваться над этим павлином.

Когда в дверь постучали, сердце в ее груди радостно подпрыгнуло.

— Входите! — голос Энни почему-то сорвался.

На пороге появилась Хромоножка.

— Сеньор Шарль просит вас спуститься в сиреневую гостиную. Вот.

— Грета, скажи, как я выгляжу? — Энни вскочила с кровати и покружилась.

— Вы красивая. Очень красивая.

— А как тебе гость?

— Э-э-э, — глаза Греты забегали, пальцы теребили передник. — Э-э-э, кто я, чтобы судить? Я всего лишь служанка. Вот. Сами сейчас все увидите.

Эниана гордо вскинула голову, расправила плечи и походкой королевы спустилась вниз. На губах застыла снисходительная улыбка.

Когда она распахнула двери и вплыла в гостиную, от ее улыбки не осталось и следа. Эниана растерянно переводила взгляд с отца на гостя и ничего не понимала. Вместо Кристиана на софе в вальяжной позе расположился старик, навскидку лет на двадцать старше ее отца. В руке он держал трость с фигурным набалдашником и постукивал ею по паркету. Старик разоделся как на великий праздник. Парчовый жюстикор переливался в солнечном свете, падающем из окна. Худые, крючковатые пальцы были унизаны перстнями, а бархатные башмаки украшены цветными каменьями.

Эниана действительно видела его раньше, на службе в день похорон герцогини Уэйн. Тогда она невольно обратила внимание на его выбеленное и нарумяненное лицо. Так оно выглядело и теперь — белое, как маска, с алыми щеками и нарисованными углем широкими бровями.

Увидев Эниану, старик улыбнулся, обнажив редкие, темные зубы.

Энни сделала неловкий реверанс, пытаясь скрыть охвативший ее ужас.

Отец сказал, что позовет ее, если сочтет кандидата достойным. Нет. Скорее всего, этот господин приехал договариваться насчет своего внука.

Граф де Рени выглядел вымотанным — на лице проступили багровые пятна, а редкие волосы были всклокочены. Он имел привычку ерошить волосы пятерней, когда сильно волновался.

Все это настораживало Энни. Она топталась на месте, не зная, куда деться от масляного взгляда гостя, до тех пор пока отец не указал ей на кресло.

Энни вжалась в него и съежилась. Была б ее воля, она бы забралась в него с ногами и спрятала бы голову в коленях, чтобы не видеть этого старика.

— Выслушай, господина Сусона.

— Мадемуазель, Эниана, я сражен вашей красотой. С того самого дня, когда я вас увидел, я беспрестанно думаю о вас. Должен сказать, что вы показались мне яркой как алая, душистая роза. Теперь вы похожи на скромную маргаритку, но так даже лучше.

По мере того, как он продолжал говорить, глаза Энни становились все шире и шире.

— Мое поместье не такое большое, как ваше, но смею вас заверить, что там вам будет уютно и спокойно. Правда, у меня не так много прислуги, но думаю, что ваши золотые ручки справятся с посильной работой. Я неприхотлив. Чистое белье, вкусный ужин, отсутствие паутины на стенах и чтение книг по ночам— вот все, что мне нужно. Граф де Рени сказал, что вы обучены грамоте, а значит, сможете вести учет доходом и расходам, закупать все необходимое для поместья. Потому экономку я уволю. Зачем платить жалованье, если вы прекрасно справитесь с ее обязанностями. Летом ко мне приезжают правнучки. Их у меня тридцать — или тридцать пять, все время забываю сколько. Вы с ними прекрасно поладите. Будете приглядывать за ними, развлекать их, водить на озеро, шить для них кукол.

Лицо Энни вытянулось.

— Вы ведь любите детей?

— Я не знаю.

— Детей нельзя не любить. Они прекрасны. У меня шесть дочек. Все красавицы, в меня пошли. А вот сына Господь мне не дал. И дочкам сыновей не дал. И внучкам не дал. Это проклятье рода Сусон. Но мой духовник сказал, что если я сделаю доброе дело, то Господь подарит мне долгожданного сына.

— Я надеюсь, что Господь вам его подарит. Я помолюсь за вас. Была очень рада побеседовать с вами. А теперь я пойду, — Энни решительно встала с кресла.

— Вы не поняли меня, мадемуазель Эниана. Вы мне подарите сына.

Эниана от неожиданности снова упала в кресло.

— Я сделаю доброе дело, женившись на вас. Вы пария. Перед вами не откроется ни одна дверь приличного дома. Вам откажут в приеме везде. Благо, я никуда не выезжаю из своего дома и никого из чужих не принимаю. Я живу замкнуто, и о моей женитьбе никто даже не узнает. Став моей супругой, вы выполните свое предназначение — станете женой и матерью. Иначе вы просто увянете как пустоцвет.

— Почему я пария?

— Ваша тетушка много чего рассказывала о вас. А пикантные слухи быстро расходятся. Вас зовут титулованной кухаркой. Что уж говорить, если даже я, старый отшельник, обо всем осведомлен.

Энни сжала кулаки.

— Так что, моя хорошая, я ваше спасение, ваш добродетель. Надеюсь, ваше дурное воспитание не повлекло распущенность, и вы сохранили свою невинность. Скажите мне здесь, в присутствии вашего отца, что вас не касалась рука мужчины. Поклянитесь именем Пречистой девы. Иначе, если я узнаю, что ваш цветок уже кто-то сорвал, буду вынужден вернуть вас домой с позором.

— Знаете, что? Я сама решу, кто сорвет мой цветок и когда. Но это точно будете не вы. Вам придется поискать другой луг, — Эниана встала с кресла. — А сейчас простите, мне срочно нужно покормить мою питомицу. Всего доброго.

— Вы и правда на редкость не воспитаны. Надеюсь, ваш отец сумеет вас убедить, — голос барона Сусона дребезжал как разболтанное колесо.

— К вашему глубокому сожалению, я пообещал дочери, что она выйдет замуж только по ее согласию. И данного слова не нарушу, — сухо произнес граф де Рени. — Я вас не гоню, но будет лучше, если вы уедете. Скоро стемнеет. А дороги у нас не очень хорошие.

Стойкости Энианы хватило, чтобы с достоинством покинуть гостиную. Но как только за ней захлопнулась дверь, она бросилась, размазывая по лицу слезы, в свою комнату. Там она рухнула на кровать и зарыдала в голос.

Какой-то мерзкий старикашка считает себя ее последней надеждой. Неужели он думает, что она сочтет за дар судьбы возможность жить у него, выполняя работу служанки, няньки и кухарки? Еще и наследника ему подавай! Да один взгляд на барона вызывал у нее приступ тошноты, не говоря о том, чтобы приблизиться к нему на расстояние двух шагов.

Получается, Кристиан не врал. Тетушка Маргарет очернила ее имя, как могла. Не выйдет Энни замуж, значит, и наследство не получит. Теперь еще и Кристиан, который раньше сомневался в правдивости сплетен, сможет подтвердить их. Скажет, что она дурна не только характером, но и лицом уродлива. А этот барон в отместку за уязвленное самолюбие расскажет всей своей многочисленной родне гадости о несостоявшейся невесте.