Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конкордия облегченно вздохнула.
– Я же понимаю, что мы тут мешаем, нас же так много.
– Дом большой, – остановил ее Эмброуз. – Места хватает всем.
– Спасибо тебе… Уинслоу – это ужасное место, страшное… Думаю, что современные тенденции в обучении и воспитании никак не коснулись директрисы школы мисс Пратт, а работники этого заведения – сплошь изверги. Именно там у Ханны начались ее ночные кошмары.
– Я все знаю о заточении в подвал.
– Такое ужасное наказание! Как только вспомню об этом, мне сразу хочется придушить эту мисс Пратт! – горячо проговорила Конкордия.
– Я не виню тебя за это, – понимающе произнес Эмброуз. – А теперь, если не возражаешь, может, вернемся к более насущным делам?
– Да, разумеется. – Сложив руки на коленях, Конкордия внимательно посмотрела на него.
– Итак, потолкуем о моей экспедиции на Рексбридж-стрит. – Откинувшись на спинку стула, Эмброуз вытянул вперед ноги, а руки закинул за голову. – Утром мне вдруг пришло в голову, что благотворительная школа – это единственное, что объединяло девочек.
– Да, ты прав, – согласилась Конкордия. – Это связь в некотором роде, не так ли?
– Да, – кивнул Уэллс. – И вот, учитывая это, я сегодня прогулялся по Рексбридж-стрит.
– А ты заходил в школу?
– Нет. – Эмброуз отрицательно помотал головой. – Я не мог придумать подходящего повода, а обращать на себя внимание мне не хотелось.
– Понятно, – кивнула Конкордия. – Но, надеюсь, ты не собираешься проникнуть туда ночью – как в контору миссис Джервис?
– Это не исключено, – заметил Эмброуз задумчиво. – Но в доме слишком много людей, а я рискую заблудиться и забрести не в тот коридор, в который нужно. Вдруг я разбужу кого-то из девочек или работников, которые могут не спать в это время.
– Совершенно верно.
Эмброуз задумчиво посмотрел на нее.
– Ты же говорила, что хочешь принимать участие в расследовании, – напомнил он. – Тебя следовало понимать буквально?
– Разумеется. – От внезапного волнения у Конкордии перехватило дыхание. – Ты хочешь, чтобы я пошла в школу?
– Если только тебе по нраву роль шпионки.
– От твоих слов мурашки по коже, – поежившись, заметила Конкордия.
Эмброуз нахмурился.
– Надеюсь, ничего вызывающего мурашки по коже в этом походе не будет, – сказал он. – Ты пойдешь туда просто так, имен Теодоры, Эдвины, Фебы или Ханны упоминать не будешь. Ты также ни словом не обмолвишься о замке Олдвик или других событиях последнего времени. Это понятно?
– Да, совершенно понятно, – утвердительно кивнула учительница. – В Уинслоу меня никто не знает, так что проблем не возникнет.
– Верно. Тем не менее судьбу испытывать не стоит, – сказал Уэллс. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь, особенно эта мисс Пратт, мог разглядеть тебя вплотную.
– Мне придется загримироваться?
– Что-то в этом роде. – Расцепив пальцы, Эмброуз наклонился вперед и потянулся к стоящему на столе ящичку. – Об этом я позаботился на обратном пути, поэтому и пришел так поздно. – Открыв ящик, Уэллс вытащил оттуда большую широкополую шляпу из соломки.
Шляпа была украшена черными цветами и густой черной вуалью.
– Вдовья вуаль! – восторженно выдохнула Конкордия.
Вскочив с места, она подбежала к столу, схватила шляпу и стала медленно вертеть ее в руках, чтобы рассмотреть вуаль со всех сторон.
– Как это предусмотрительно, сэр! Никто не сможет разглядеть мое лицо под такой вуалью.
– Есть еще черные перчатки, – улыбнулся Эмброуз. – Надень свое темно-серое платье, и ты ничем не будешь отличаться от любой другой вдовы.
Глядя на своего делового партнера, сидевшего напротив него на резной мраморной скамье, Ларкин с трудом скрывал раздражение. Температура в этой отдельной парилке была столь высока, что у любого нормального человека пот лил градом, а Эдвард Тримли, казалось, оставался таким же холодным и элегантным, каким бывал в своем клубе.
«Да, но Тримли на самом деле был джентльменом, – напомнил себе Ларкин. Этот негодяй родился не в соломе.»
Он правильно говорил и держался с тем прирожденным высокомерием, которое отличало представителей высшего света.
«Тримли никогда не надо было воровать, чтобы выжить. – подумал Ларкин. – Он никогда не потел, как потеешь, когда оказываешься лицом к лицу с человеком, у которого в руках нож и который готов перерезать тебе горло с такой же радостью, с какой потом стянет с тебя сапоги.»
– Вы уверены, что пожар не был результатом несчастного случая? – спросил он. – В конце концов, кухни в замке были очень старые.
– Можете мне поверить, это не кухонный пожар, – настаивал Тримли.
Уверенность Тримли раздражала Ларкина. В начале их сотрудничества он с радостью схватывал все, чему Ларкин мог его научить. Но в последнее время он вел себя как его старший партнер.
Они оба сидели, завернувшись в большие белые льняные простыни. Ларкин казался себе смешным в таком наряде, ему было крайне неудобно. Он был вынужден постоянно придерживать эту чертову простыню, чтобы она не соскочила с него. А вот Тримли удавалось держаться с достоинством древнеримской статуи, вроде тех, какими богатые украшают свои особняки. Ларкин позаботился о том, чтобы достаточное количество таких вот статуй украшало вестибюль его шикарного большого дома, который он приобрел несколько лет назад.
– А что вы скажете о газовой горелке, установленной в ванной в новом крыле? – Вскочив с места, Ларкин принялся бегать туда-сюда по маленькой комнате, полной пара. – Всем известно, что такие вещи непредсказуемы.
– Пожар начался не в ванной, – нетерпеливо проговорил Тримли. – Я потолковал со всеми работниками, которые в ту ночь были в замке. Все сходятся в одном: было два взрыва, причем оба произошли недалеко от столовой.
– Что же, выходит, это часть плана, разработанного для того, чтобы похитить девочек? – проворчал Ларкин.
– Похоже, так оно и есть.
– Черт возьми! – Дойдя до противоположной стены, Ларкин постоял там мгновение, а затем повернулся и зашагал в обратном направлении. – И никто даже не видел, как учительница и девчонки убегали оттуда?
Тримли отрицательно помотал головой.
– Подумайте только, была середина ночи, кругом дым, крики, огонь, все напуганы. Двое мужчин говорили мне, что слышали цокот копыт, но они оба решили, что кто-то попросту отвязал лошадей, чтобы спасти их от огня.
– Но почему, черт возьми, никто не побеспокоился о девочках, как только начался пожар? – закричал Ларкин. – Все мои люди знали, насколько ценными я их считаю.