Она кивнула.

— И это сбылось! Здорово!

— Все мужики собственники! — фыркнула Алена.

— Все влюбленные мужики собственники, — поправил ее Станислав Сергеевич.

Он наполнил свою рюмку и разом ее опрокинул.

Кузовлев заметно нервничал, думая лишь об одном,

вот ужин закончится, надо будет стелить кровать, а она одна. Катюшку они уложили пока на раскладушку, хирург пообещал, что завтра он кроватку достанет — у директора школы стоит без пользы, заваленная вся книгами. Они лягут в одну кровать, и что тогда делать? Ему было стыдно признаться, что он не имел близости с женщинами, и это сегодня откроется. Не поднимет ли Алена его на смех? Или же, пока не поженятся, они не должны вступать в близкие отношения? Но как все выяснить? Не станешь же спрашивать: «Мы сегодня вместе ложимся или я постелю себе на полу?» На глупый вопрос найдется глупый ответ: «Конечно, стели на полу». Нормальные мужики много не болтают. Они хватают женщину и тащат в постель. Но у него так не получится. Он решителен только у операционного стола.

Алена с трудом подавила зевок.

- Ты хоть поспала днем?

— Немного. Часа полтора.

— Тогда будем ложиться?

Она кивнула. Поднялась и стала убирать со стола, а он отправился стелить постель. Постелил, взбив две подушки, но при одной мысли, что через несколько минут они окажутся вдвоем в постели, его охватила предательская дрожь.

— Ты иди первый в ванную, потому что иначе я тебя не дождусь, — сказала она.

Он кивнул и пошел первым. Вымылся, набросил халат на голое тело, вернулся в комнату. Алена сбросила трусики, бюстгальтер и молча отправилась в ванную. Он остолбенел, увидев ее обнаженной, так она была красива. Кузовлев лег в постель, с ужасом предчувствуя, что у него ничего не получится. Его сотрясала предательская дрожь, и он никак не мог возбудиться. Им овладела почти паника, когда услышал, что в ванной смолкли струи душа.

«Лучше застрелиться, чем такой позор! — с отчаянием прошептал он про себя. — Господи, помоги мне, не губи, ведь я ничего плохого в жизни не сделал, почему же ты заставляешь меня страдать? Почему?!»

Она прибежала, легко, по-кошачьи прыгнула в постель, дотронулась до него и вскрикнула. Он вконец перепугался.

— Да ты ледяной!

— У меня не получается...

— Это поправимо, — улыбнулась она.

Алена, выгнув спину, выпрыгнула из постели, погасила свет в комнате и запрыгнула обратно. Прижалась на мгновение к нему и тотчас отстранилась:

— Да что ж ты такой холодный-то?!

Она еще минут пять приноравливалась к его холодному телу, а привыкнув, все сделала сама: уняла дрожь, укрепила плоть, даровав, пусть на краткий миг, ему такое счастье, о котором он и мечтать не мог. Он еще шумно дышал, желая рассказать ей о великом чуде, которое он испытал, желая признаться, что все это с ним произошло впервые, но неожиданно услышал ее глубокое дыхание и сразу же понял, бедняжка уснула, прижавшись к нему.

Кузовлев же не мог заснуть. Почти час ворочался с боку на бок, но возбуждение было столь сильным, что хирург не выдержал, поднялся, прошел на кухню, налил себе сто граммов коньяка и в два глотка выпил. Помедлил, раздумывая, не выпить ли еще, чтобы уж наверняка погасить душевный пожар, и неожиданно ощутил странный приступ голода. Достал из холодильника вареную колбасу, отрезал несколько кружков, положил соленой капусты и жадно стал есть. За этим занятием его и застала Алена.

— Ты почему не спишь? — удивилась она. — Я проснулась, тебя нет — и перепугалась! Ты же съел большую отбивную! Ну и муженек мне достался!

— Привыкай, я теперь мужчина! — небрежно заметил он.

И весь следующий день хирург не ходил, а летал по больничным коридорам, всем улыбался, со всеми мило раскланивался, наконец взорвался, признавшись в своем счастье Семушкину. Дмитрий Дмитриевич порхал, повздыхал и изрек сакраментальную фразу: «Как мало человеку надо». Он даже сам решился вырезать фурункул, чтобы освободить Кузов-лева. Последний помчался к директору школы за детской кроваткой, привез ее домой, застелил, повесил погремушки и, радостный, кинулся обратно в больницу. Кузовлев уже подбегал к воротам, как перед ним, словно привидение, вырос Грабов. Это было так внезапно и неожиданно, что Станислав Сергеевич застыл, как памятник.

— Послушай, эскулап, ты сегодня же отправишь мою жену с дочерью домой, — потемнев, как перед грозой, глухо прорычал он. — Ты меня хорошо понял?

Несколько секунд хирург приходил в себя, потом столь же категорично сказал:

— Алена останется у меня, а Катерину я сразу же после вашего развода удочерю! И не надо мне тыкать, гражданин рыбак!

— Она моя жена, урод, ты хоть это понимаешь?! — взревел, приходя в бешенство, Грабов.

— Уже нет. Вчера ночью мы стали мужем и женой.

Скулы Грабова взбугрились, в черных глазах вспыхнуло дикое пламя, и Кузовлеву показалось, что рыбак сейчас набросится на него, собьет с ног и забьет до смерти.

— Я даю тебе последний шанс сохранить свою жизнь, — выдержав долгую паузу, еле слышно прошептал рыбак. — Если сегодня моя жена не вернется к своей матери, я убью тебя! Поверь, это уже не бол болтовня, парень! Ты уедешь в свою поганую Москву, а нам здесь жить. Зачем она тебе? Там найдешь получше, без довеска, а для меня другой не будет. Она моя, парень! И лучше по-доброму уйди с дороги, не шуткуй со мной!

Он развернулся и пошел прочь.

— Вот дурак! — усмехнулся Кузовлев.

Придя в больницу, он рассказал об этом Семушкину, который обедал у себя в кабинете после удачно проведенной операции.

— Так что скоро, дражайший Дмитрий Дмитриевич, вы лишитесь хирурга! — весело заявил Станислав Сергеевич, выходя из кабинета.

Однако главврача этот рассказ не рассмешил. Дмитрий Дмитриевич спешно набрал телефон Конюхова и поведал ему обо, всем. Но тот лишь грустно вздохнул.

— Но надо что-то делать, нельзя же пускать ситуацию на самотек! — взволновался главврач.

— Ты уговори-ка своего эскулапа на чужих жен не зариться, — посоветовал глава поселковой администрации.

— Но они любят друг друга! Я же тебе об этом говорил!

— Нежнова мне лично давала согласие на брак с Петром! — возразил Конюхов. — Никто ее не принуждал! И губить жизнь своего крестника, а также лучшего бригадира рыбацкой артели я никому не дам! Даже если речь идет о нашем лучшем хирурге!

На другом конце провода бросили трубку.

«Да он с ума сошел! — рассердившись, прошипел в душе Семушкин. — Все в уме повредились! Все! Всеобщий сумасшедший дом!»

Главврач помчался в ординаторскую, чтобы вразумить Станислава Сергеевича, но по дороге его перехватили. Рабочему с пилорамы отполоснуло полруки, и Кузовлев собирался на операцию, срочно затребовав Дмитрия Дмитриевича. Семушкин, забыв о Конюхове, заспешил в операционную.