Каро лежала неподвижно, широко раскинув руки, на ее пальцах виднелись маленькие глубокие ранки.

Сфорцо заметил их, когда поднялся.

Достав револьвер и все еще думая о Каро, он подошел к Али и, закрыв рукой прекрасные, страдающие глаза лошади, застрелил ее. Лошадь дрогнула и, выпрямившись, застыла неподвижно.

Сфорцо стоял около нее, оглядываясь вокруг усталыми, налитыми кровью глазами. Кругом простиралась пустыня, бесконечная и безмолвная в розовом свете зари.

Он посмотрел на Каро. Лучше ей было не приходить в себя, лучше им обоим умереть вместе от пули, но необъяснимая, неискоренимая жажда жизни мешала ему поступить таким образом. И опасность лишь углубляла это чувство.

Сфорцо оглянулся и побледнел. У него захватило дыхание, и он беззвучно прошептал, точно задыхаясь от долгого бега:

– Это мираж!

В золотой дали пустыни он увидел деревья и маленькую палатку.

Спотыкаясь, он побежал туда, протянув руки вперед, как будто боясь упасть. Он притронулся к палатке, почувствовал грубый крепкий холст под пальцами, увидел колодец в тени тамариндовых деревьев.

Испытывая огромное облегчение, заставившее его забыть обо всем остальном, он вошел в палатку. Тонкий слой песка покрывал все предметы. Какая-то одежда висела на стене. На полу лежал матрац и стояла большая чаша, около которой лежал кусок мыла и валялось полотенце. Матрац был покрыт одеялом. Сверху лежали две или три подушки. В углу находился большой полотняный мешок с финиками, пачками кофе, муки и бутылками коньяку, а также с несколькими плитками шоколада. Складной стол валялся у входа. Сфорцо поднял его и поставил посредине палатки. Он заметил, что около стола на земле лежала большая фотография. Он поднял ее и задохнулся от нахлынувших чувств. Он поднес руки к вискам, не веря себе. Это был его собственный портрет. Два или три года назад он снимался в этом костюме у одного из лучших фотографов Лондона, чтобы послать портрет Роберту.

– Роберт, – прошептал он еле слышно.

Он увидел Роберта, веселого, оживленного, а потом увидел его спокойное, безжизненное лицо, его холодную руку с кольцом его матери, которое он носил всегда…

– Это палатка Роберта, – произнес он вслух.

Его усталые мысли снова и снова возвращались к тяжелой утрате. Да, конечно, Роберт часто говорил ему об остановках в пустыне, о случайных привалах по дороге, во время которых он жил в палатках.

Здесь, в этом маленьком шатре, он еще недавно жил, двигался, дышал, смеялся…

Через открытый вход палатки он увидел мелькнувшую тень. Внезапная мысль испугала его. Он подошел к двери и увидел коршуна, кружившего в глубокой выси.

Вспомнив о трупе лошади и о Каро, лежавшей там, в пустыне, он быстро побежал к ней, не замечая возрастающей жары. Птица реяла все ниже и ниже, он ясно слышал хлопанье ее огромных крыльев.

С усиливающимся страхом Сфорцо подбежал к Каро, опустился около нее на колени и приподнял ее голову, не сознавая ясно своих движений.

– Солнце, – произнес он громко, – солнце!

Каро открыла глаза, и ее отсутствующий взгляд остановился на его лице. Он помог ей подняться на ноги, и они направились к палатке медленно и спотыкаясь. Когда они вошли в палатку, Каро обернулась к Сфорцо. Губы ее дрожали.

– Все в порядке. Вы спасены, – сказал он успокаивающе.

Она повторила его слова. Казалось, она не понимала смысла их.

Почти с отчаянием Сфорцо указал на матрац:

– Вы можете прилечь отдохнуть.

Она послушно, как ребенок, опустилась на матрац и легла, закрыв глаза.

Сфорцо со страхом поглядел на нее. Было ли ее состояние болезнью и признаком полного изнеможения? У него самого ужасно болела голова и ломило все тело. Со смутной тоской он мечтал о покое.

Он отошел от Каро и принялся снова осматривать палатку; он нашел медную кастрюлю, спички, спирт в бутылке, несколько пледов, револьвер и коробку с пулями. Он собрал хворост и зажег огонь, на котором сварил кофе.

Налив в кофе немного коньяку, он подошел к Каро и, нагнувшись над ней и поддерживая ее, поднес чашку к ее губам. Она прижала голову к его плечу. Сфорцо обнял ее одной рукой, чтобы поддержать ее, и его губы прикасались к ее волосам. Когда она выпила все до дна, он снова уложил ее на подушки. Она вскоре заснула.

Сидя на полу и скрестив ноги, он сам подкрепился чашкой кофе. Неясные мысли пробуждались в его мозгу. Каро была здесь, около него. Смерть Роберта потрясла его настолько, что он лишь теперь начал сознавать все случившееся. Он не отдавал себе отчета в своих чувствах, события последних часов поразили его сердце и туманили мозг. Мысли его были неясные, он жаждал лишь покоя.

Снаружи пламенело ослепительное солнце, сверкала голубая даль неба и золотистый простор песков. В неясном освещении палатки лицо Каро казалось смертельно бледным. Сфорцо нашел подушку и лег недалеко от Каро, прямо на землю, не взяв даже пледа.

«Сколько уже ночей я не спал», – подумал он и тотчас же заснул.

Он проснулся, когда было темно и наступил резкий холод, и приподнялся быстрым движением. Все его тело болело. Он оперся на локоть, собираясь с силами, чтобы подняться на ноги. Глаза начали привыкать к окружающей тьме, и он увидел, что матрац был пуст.

Он встал, шатаясь, с сильно бьющимся сердцем, и громко позвал Каро по имени.

Тотчас же ее голос раздался у порога:

– Я здесь. Я проснулась до наступления темноты.

Сфорцо подошел к ней, хотя и испытывал страшную усталость. Все его тело болело после борьбы с Гамидом. Он пошатнулся и упал бы, если бы Каро не поддержала его. Она протянула руки и обхватила его, поддерживая со всей силой.

Оба стояли, словно оглушенные, тесно прижавшись друг к другу. Каро глубоко вздохнула. Сфорцо вздрогнул, как от электрического тока. Ему показалось, что кровь с новой силой потекла по его жилам, возвращая ему утерянную жизненную энергию.

Кругом царила полная тишина. Не было слышно ни звука, кроме тихого дыхания Каро. Она была здесь, около него, сводя его с ума своей близостью.

Несвязные мысли проносились в его мозгу, и он повторял про себя слова: «Моя, она моя теперь».

В этот момент, обнимая Каро, чувствуя ее дыхание, биение ее сердца у своей груди, он забыл обо всем, и ему казалось, что наконец он нашел ее и она принадлежит ему.

Затем, словно от внезапного толчка, он пришел в себя и вспомнил все происшедшее накануне. Он быстро выпустил Каро и оперся о полотняную стенку палатки. Она дышала теперь быстро и неровно, звук ее дыхания волновал его.

– Я нашел в палатке кофе и финики. Палатка принадлежала Роберту, – резко сказал он и умолк.

Каро ничего не ответила. Она не могла говорить теперь. Объятия Сфорцо лишили ее сил, пробудили в ней то пламенное чувство, которое она питала к нему. Она задрожала от его прикосновения и чуть не упала, когда он оттолкнул ее. Переход в его чувствах был слишком резкий, слишком безжалостный. Она невольно прижала руку к бьющемуся сердцу.