я понимаю, Александра Васильевна, почему вы не сказали.

Он был абсолютно серьезен, и, кажется, искренен – Сашу эта серьезность даже тронула. Славно, что он понимает.

– Теперь это не имеет смысла, – горько улыбнулась она. – Дневники пропали прямо из моей комнаты и, должно быть, уже уничтожены.

– Забрать их из этой комнаты могли только члены вашей семьи, – холодно заметил Кошкин.

Он не столько осматривался в комнате, сколько хмуро наблюдал за нею и Кириллом Андреевичем. И, кажется, был недоволен тем, что Саша проговорилась.

– Да, я думаю, что их забрал кто-то из членов семьи, – убежденно и веско ответила она. – И не дети. И не прислуга. И уж точно не наша гувернантка.

Кошкин нахмурился и того больше. Что-то из сказанного Сашей ему определенно не нравилось.

– И я знаю, кто! – продолжала Саша. – Могу назвать имя хоть сейчас!

Она невольно сжала кулачки.

– Голословных обвинений не нужно, – оборвал ее Кошкин. Будто тоже прекрасно все понимал – но верить не хотел. – И обыск, разумеется, я проводить не стану, даже если вы попросите. Не имею на то оснований. Лучше скажите, Александра Васильевна, пропали все ваши записи? И пометки тоже?

– Пометки я делала сразу в тетрадках. Да, пропало все, простите…

– Вам не за что извиняться: не вы виноваты, что их забрали. В тетрадях было что-то важное? Что-то, что помогло бы помочь следствию?

Саша убежденно кивнула:

– Определенно было.

Кошкин прищурился, будто не верил.

– Но ведь вы читали дневники, и не раз? Вы, должно быть, помните самую суть?

– Конечно, – Саша снова кивнула, – некоторые фразы столь сильно въелись в память, что я могу воспроизвести их дословно!

– Это хорошо. – Он позволил себе взять ее за плечи и усадить на стул к бюро. Придвинул ближе писчие принадлежности. – Я прошу вас успокоиться, Александра Васильевна, и как можно более подробно и точно написать все, что помните. Даже то, что не относится, как вам кажется, к делу.

Дверь за спиной скрипнула – вернулась Леночка. Признала, что ни Люся, ни Петя дневников не брали. Саша этому не удивилась ничуть.

– Что ж, вы пишите, Александра Васильевна, – договорил Кошкин, – а я хотел бы еще раз побывать на ваше даче, где все случилось. Мы не успели осмотреть дом, а это тоже может быть важно. Не могли бы вы дать ключи, если они у вас есть?

– Конечно, есть!

Саша вскочила со стула и принялась суетиться в поисках ключа. Нашла и с готовностью отдала Кошкину. Ах, если бы это только помогло!

К ее удивлению, сыщик внимательным недоверчивым взглядом остановился на Леночке, вставшей за спинкой Сашиного стула.

– Мадемуазель… простите, не знаю вашего имени…

– Мишина, Елена Андреевна, – с достоинством, гордо держа голову, ответила Леночка.

Саша спохватилась, и представила ей сыщиков, ругая себя, что не догадалась сделать этого раньше. Совершенно бестактно с ее стороны! Только бы Леночка не обиделась…

– Мадемуазель Мишина, – продолжил Кошкин, – вы бывали когда-то на даче Соболевых?

– Да, изредка случалось. Я отвозила детей к Алле Яковлевне. В начале мая, кажется, это было в последний раз. Алла Яковлевна любила Люсю и Петю.

Последнее Леночка сказала совсем тихо, а у Саши защипало в носу. Да, мама любила их. Она не могла выносить малышей так же долго, как сама Саша, и Леночку не отпускала от себя ни на шаг – дети такие непоседы. И все же она их любила. Первым делом, как приезжала к ней Саша по субботам, всегда прашивала о их здоровье и успехах в учебе.

– Что ж, в таком случае, не могли бы вы поехать с нами, Елена Андреевна, и все показать в доме? – неожиданно предложил Кошкин.

Саша пораженно вскинула брови, Леночка тоже удивилась:

– Я? Полагаю, вам лучше попросить Юлию Михайловну, она как раз дома…

– Да, кто же присмотрит за детьми?! – возмутилась Саша.

– У детей, думаю, есть няня. А мне бы хотелось поговорить именно с вами, Елена Андреевна, – настоял Кошкин. – Если, конечно, вы не против.

Саша встревоженно следила как Леночка недоверчиво смотрит на Кошкина, будто ждет подвоха. Но длилось это недолго. В конце концов, она пожала печами почти что равнодушно:

– Если это поможет расследованию, то я готова ехать, куда угодно. Как и Александра, я уверена, что Ганс Нурминен невиновен, и буду рада помочь доказать это. Саша, тебе придется сообщить няне, что дети в ближайшие пару часов на ней.

– Да-да, конечно…

Впрочем, Леночка уже развернулась и шла к себе – взять пальто.

Сыщики поочередно поклонились Саше и вышли следом. А Кирилл Андреевич, замешкавшись на пороге, даже отчего-то вдруг улыбнулась ей – будто тайком. Саша слабо улыбнулась в ответ, но, право, совершенно не поняла, к чему это он.

* * *

Из окна, притаившись возле портьеры, Саша проследила, как полицейский экипаж уехал. Ох, только бы они не обидели Леночку… а впрочем, характер у подруги был сильным и напористым. Лена сумеет за себя постоять.

А Саша, тяжко вздохнув, отправилась искать няню детей. После же, вместо того, чтобы вернуться к себе, вдруг смело и решительно отправилась на первый этаж. В малую гостиную возле кабинета Дениса. Самого Дениса дома не было: сразу после завтрака он уехал в банк, как и всегда. Но в гостиной, Саша знала, чаевничала Юлия вместе с одной из своих подружек. К ним-то она и поспешила, безо всякого пиетета распахнув двери.

Обе женщины сидели на софе под окном. Юлия за пяльцами, подняв на Сашу холодный уничижительный взгляд, едва она вошла; ее подруга гладила по загривку болонку, с собою же принесенную.

В другом конце гостиной жарко полыхал камин, хотя в доме вовсе не было холодно.

К камину Саша и бросилась первым делом… да теперь уж невозможно было разобрать, жгли в нем тетради или нет. Но Саша отчего-то была уверена, что жгли. И что дневники забрала именно Юлия, которой претила даже мысль, что о тайнах ее свекрови, ее супруга может кто-то узнать.

И ей не важно, что из-за этой тайны погибнет невинный человек!

– Мерзнете, Юлия Михайловна? – с неприятной самой себе едкостью в голосе спросила Саша.

– Тебе-то какое дело, золовушка? – хмыкнула та, возвращаясь к вышивке. – Не тебе за дрова плотить.

Ее подруга хихикнула противным тонким голосом и с интересом ждала, что ответит Саша. Но Саша смолчала. Только жгла невестку взглядом и чувствовала, как опять заходится сердце. Как начинают, будто наэлектризованные, дрожать пальцы. От страха ли? Нет, скорее от волны самой настоящей ненависти.

– Скажи лучше, что этим двоим из полиции нужно было в моем