— Я тебе не верю, — сказал Фредерик, но не вполне уверенно. — Я… видел все собственными глазами!

Андрей глубоко вздохнул, прежде чем ответить. Его чувства были взбудоражены. Следовало быть внимательным и не говорить сейчас вещей, в которых потом придется раскаиваться.

— Я не убил ни одного человека и никогда не убью, разве что придется спасать свою жизнь или чью-то другую, — сказал он спокойно. — В одном ты прав, Фредерик: я много лет потратил на то, чтобы научиться искусно владеть мечом. И у меня был лучший учитель из всех, какие когда-либо жили на свете. Однако он научил меня не только этому, но и гораздо более важному — уважению.

— К кому?

— К жизни, Фредерик. К единственной истинной ценности, которая существует в мире. Никто не имеет права просто так погасить чью-то жизнь. Ни я, ни ты.

— А как же отец Доменикус? — насмешливо возразил Фредерик. — Как же мог он об этом забыть? Он же действует во имя Бога! Почему ты не сказал этого Бараку? Я уверен, он наслаждался бы два дня, пока эта… скотина позволяла его мучить!

Ненависть в его голосе заставила Андрея содрогнуться. Было просто невероятно, что ребенок испытывал такое чувство.

— Я не знаю, есть ли Бог, — продолжал Фредерик. — Если есть, то люди вроде Доменикуса не действуют от его имени. Они говорят, что так действуют, но это не так… Он заслужил смерть!

— Я дал ему слово, — ответил Андрей. — Нарушив его, ты обесчестил меня.

Властным жестом он оборвал Фредерика. Деляну понял, что Фредерик не хочет принимать того, что он пытается ему втолковать. И возможно, парень прав. Возможно, заблуждается как раз он, Андрей. Быть может, ветхозаветное представление о возмездии, определявшее поведение и ход мыслей Фредерика, и было правильной реакцией на то, что произошло в долине Борсы. Так или иначе, но Андрей не желал больше думать об этом и изменил тактику.

— Тебе, видимо, не ясно, что ты сделал, — сказал он.

— Я убил человека, который заслужил это, — упрямо заявил Фредерик.

— Ты сделал больше, — сказал Андрей серьезно. — У нас теперь не осталось шансов освободить твоих односельчан. Если они еще живы…

На этот раз Фредерик по-настоящему испугался.

— Что… это значит? — спросил он растерянно.

— Ты сам не понимаешь? — горько усмехнулся Андрей. — Впрочем, откуда тебе знать? Но все это не так легко объяснить, как ты думаешь. Ты спросил, сколько мне понадобилось времени, чтобы научиться сражаться. Много. Куда больше, чем этим рыцарям. Но дело не в том, чтобы научиться обращению с мечом.

Он вытащил сарацинский меч и протянул Фредерику рукоять из слоновой кости.

— Хочешь научиться? — спросил он. — Держи. Нужен год, пока ты чему-то научишься, и два, прежде чем ты сможешь сразиться со мной. Но это далеко не все. И это не главное. Существуют правила, одно из них — нельзя нарушать слово, данное даже смертельному врагу. Да, именно слово, данное врагу, ни в коем случае нельзя нарушать.

Фредерик так рассматривал оружие, что Андрею стало страшно. Не впервые он спрашивал себя: не дал ли в детской душе свои всходы посев насилия? И хуже того: не явились ли события последних дней опасным ускорителем их роста? А может быть, мальчик просто был злым? И уже ребенком мог носить в себе зачатки человека жестокого и беспощадного, как Доменикус или золотые рыцари?

Он ведь ничего не знал о Фредерике, разве что его имя. В своих стремлениях как можно меньше рассказывать о себе и своей семье он избегал всякого серьезного разговора с мальчиком.

Фредерик отдернул руку, и Андрей со вздохом облегчения спрятал меч. Он не знал, что сделал бы, возьми парень его оружие.

— В сущности, все это лишь игра, — продолжил Андрей уже тише и спокойнее, в примирительном тоне. — Существуют правила, Фредерик. Даешь слово — держи его любой ценой, независимо от того, что происходит. Убив Доменикуса, ты предоставил полную свободу действий Мальтусу и другим. Теперь они могут делать все, что им заблагорассудится.

— Они и без того это делали! — резко возразил Фредерик.

— Не так безоглядно, — возразил Андрей. Но он и сам чувствовал, что не в состоянии объяснить Фредерику, что имеет в виду. Тем не менее он продолжал: — Они будут мстить. Возможно, убьют нескольких пленников. А то и всех. Если мы с ними еще столкнемся, ни о каких переговорах речи уже не будет.

— Тогда я убью их.

Андрей осознал свое бессилие. У него не было больше доводов. Фредерик не мог или не хотел понять, что ему втолковывают. В какой-то момент Андрей просто испугался ребенка.

Чтобы Фредерик не прочел это по его глазам, он отвернулся и подошел к окну.

Он сказал правду, что раньше не убил ни одного человека, — даже больше чем правду. Он защищал жизнь, точнее, жизнь Фредерика, и был готов за это ответить. Но даже это не смывало кровь с его рук.

На улице тем временем произошли изменения. Люди стояли маленькими группами и говорили о том, что недавно слышали, а может быть, даже и видели сами. Шум базарной площади стих, и над городом повисла атмосфера почти осязаемого напряжения.

Фредерик сделал много больше, чем убил человека. Он убил инквизитора, церковного сановника, который был еще и гостем герцога. Андрей не много знал о власти и влиянии, которыми обладала Церковь в этой части страны, но они не могли быть малыми, в противном случае Доменикус ни за что бы не поступал так, как поступал.

Герцогу придется сейчас реагировать на брошенный ему вызов, хочет он того или нет, особенно перед лицом турок, которые, возможно, уже готовятся к нападению на Констанцу. В такой критической ситуации герцог не имел права проявлять слабость.

Андрей слышал, как Фредерик вышел из комнаты и стал подниматься по ветхой лестнице на чердак. В какой-то момент ему захотелось сделать так, чтобы ничего из случившегося за последнее время не было, повернуть время вспять до того момента, когда он возвращался в долину Борсы после многолетних странствий. Мысленно он повторил каждый шаг, сделанный им с тех пор, каждое сказанное слово, и все казалось ему теперь ошибочным и ложным.

Однако вскоре его внимание привлекло движение на улице. Два солдата в оранжево-белой униформе стремительно приближались со стороны площади. Между ними находилась фигура в темно-зеленом бархате. Все трое шли по противоположной стороне улицы, и люди поспешно расступались, давая им дорогу.

Когда они поравнялись с их убежищем, Мария повернула голову и посмотрела вверх.

Сердце Андрея бешено забилось.

Разумеется, девушка смотрела не прямо на него, — было совершенно невероятно, чтобы она его увидела или хотя бы догадалась, что он здесь.

В действительности Мария не замедлила шага и без всяких раздумий шла вперед, но все же на мгновение Андрею показалось, что он ощутил на своем лице взгляд ее глаз, как прикосновение незримой руки.