Контрреволюционеры, бывшие ленинские партийные лидеры, вставшие на путь контрреволюции: осуждено 937 110 чел. Расстреляно 686 271 чел.

Продолжают отбывать наказание 250 839 чел.; члены Коминтерна, вставшие на путь контрреволюции и вредительства: осуждено 180 300 чел. Расстреляно 95 854 чел. Продолжают отбывать наказание 8444 чел.

По делу врачей-вредителей осуждено 3959 чел. Расстреляно 1780 чел. Продолжают отбывать наказание 2066 чел;

по делу писателей-«гуманистов» осуждено 39 870 чел. Расстреляно 33 000 чел. Продолжают отбывать наказание 6870 чел. Из числа военнослужащих и вольнонаемных РККА осуждено за измену Родине шпионов и врагов народа 76 637 чел. Расстреляно 35 000 чел. Продолжают отбывать наказание 37 568 чел.

Из числа сотрудников НКВД разоблаченных, выявленных врагов народа осуждено 63 079 чел. Расстреляно 41 080 чел. Продолжают отбывать наказание 22 319 чел.

Из всех осужденных врагов народа 90 %— лица еврейской национальности.

Данные приведены без учета смертности в лагерях.

Приложение: сведения по регионам СССР, Таблица на 2-х листах, рапорт начальника 1 СО НКВД СССР тов. Баштакова на 2-х листах.

Остановимся на периоде с 1930 по 1940 г. Итак, в документе, который приводит В. Карпов, фигурирует цифра 1 300 979 чел., привлеченных к уголовной ответственности и осужденных врагов народа по приговорам судов по ст. 58 УК.

Однако по справке исполнявшего обязанности начальника первого спецотдела МВД СССР полковника Павлова с 1930 по 1940 г. было арестовано за контрреволюционные преступления 2 887 538. В том числе за антисоветскую агитацию 584 159. Из числа осужденных к высшей мере наказания было приговорено 726 030.

А теперь мы подошли к самому интересному. В документе указывается, что: «из всех осужденных врагов народа 90 % — лица еврейской национальности». То есть из 1 300 979— 90 % евреи. Так ли это? По переписи 1926 г. по всему СССР в городах и местечках проживало евреев 2211 тыс. (83 % всего еврейского населения), в сельских местностях 467 тыс.

По переписи января 1939 г. в СССР было 3 020 000 евреев. Причем 40 % из них составляли служащие, к категории интеллигенции отнесли 364 тыс. чел. 106 тысяч — инженерно-технических работников (14 %); 139 тысяч — руководителей различного уровня (70 %), 39 тысяч врачей (27 %), 38 тысяч учителей (более 3 %), более 6,5 тыс. писателей, журналистов и редакторов, более 5 тыс. актеров и режиссеров, более 6 тыс. музыкантов, менее 3 тыс. художников и скульпторов, более 5 тыс. юристов.

Таким образом, судя по этим цифрам, еврейское население с 1926 г. значительно выросло с более чем двух до трех миллионов. В той же столице евреев по переписи 1926 г. — 131 тыс., в 1933 г. — 226,5 тыс., в 1939 г. — 250 тыс. А значит, не мог тов. Сталин осудить и уничтожить из 1 300 949 — 90 % лиц еврейской национальности.

А.И. Солженицын пишет, что «если к 1939 году евреи по численности стояли на седьмом месте среди народов СССР — то после присоединения всех западных областей стали четвертым народом СССР, после трех славянских». Обратимся к справке о составе заключенных, содержащихся в ИТЛ НКВД на 1 января 1939 г.: русские — 810 647, украинцы— 182 536, белорусы 43 726, татары — 24 301, узбеки— 23 855 и только потом идут евреи— 19 262 (6 место). Следовательно, тов. Сталин мог осудить и уничтожить в таком процентном соотношении прежде всего русскую нацию. И если бы в документе, который опубликовал писатель В. Карпов, вместо 90 % было указано хотя бы 9 %, то он бы выглядел правдоподобнее. А так получается, что в репрессиях пострадали одни евреи.

* * *

Это было в начале мая 1941 г., когда стояла совсем уже летняя погода. Виктор Семенович собирался в Главное управление милиции. У дома № 2, что по улице Дзержинского, его уже часа два как ожидал «Паккард», приписанный к автобазе № 1. Когда он выходил из подъезда центрального здания, направляясь к машине, то абсолютно неожиданно нос к носу столкнулся с бывшим сослуживцем по ГУЛАГу — Игорем Сорокиным.

— Привет, Сорокин, — улыбаясь, сказал Абакумов и протянул руку.

— Здравствуйте, Виктор Семенович, — испуганно ответил Сорокин и чуть не сморщился от крепкого рукопожатия.

— Что ж ты, Игорь, со мной уже на «вы» перешел. Давно ли не виделись?

— Да нет, Виктор Семенович. То было тогда. А теперь вы вон как взлетели. А я всего-навсего старший лейтенант.

— Но голова-то у меня не закружилась, — перебил его Абакумов. — Наслышан, небось?

— А то как же, Виктор Семенович. Об этом говорят все, кто вас знает. Ведь вон как в жизни бывает. И четыре года не прошло, а вы уже заместитель наркома. А я то вас только опером знал.

— Ладно, Игорь, не будем эту тему развивать. И хоть я сегодня немного занят, давай вместе пообедаем. Не возражаешь?

— С вами, конечно, нет! — ответил Сорокин.

— Ну, тогда поехали.

Уже в машине Сорокин поинтересовался:

— А куда мы едем?

— Я тебя приглашаю в «Националь».

Виктор Семенович не особенно жаловал это знаменитое московское заведение хотя бы потому, что сюда обычно стекались люди искусства, иностранные дипломаты и журналисты. Все эти категории если и не раздражали старшего майора ГБ, то, по крайней мере, не особо были ему симпатичны. Но сегодня по какой-то неведомой никому причине он решил посетить именно «Националь».

В огромной зале офицеры НКВД смогли устроиться так, чтобы им никто не мешал. Для начала они попробовали отменного борща, а на второе заказали шашлык.

Абакумов быстрым движением налил в рюмки водку из графина и провозгласил тост:

— За встречу!

Эффектно чокаясь со своим бывшим сослуживцем, он добавил:

— Один на один все же обращайся ко мне на ты.

— Хорошо, Виктор, — ответил тот улыбаясь.

— Вот так будет лучше.

Выпили они немного, всего по две рюмки, когда официант подал шашлыки.

— Скажи, Виктор, а ты веришь во врагов народа? — неожиданно спросил Сорокин. Абакумов удивленно посмотрел на товарища и неохотно ответил:

— Ну, как тебе сказать, Игорь, — тут он резко замолчал, видимо, обдумывая свой ответ. — Вопрос, конечно, интересный. Но не наше дело думать об этом. Иначе на хрена мы носим форму НКВД. Вот я тебе такой пример приведу. В 1938 г. арестовали начальника Ростовского управления милиции Фокина по личному распоряжению Ежова. Почему? В двадцать девятом он был начальником паспортного отдела Главного управления милиции и получил задание сопровождать Троцкого из Алма-Аты до Константинополя. Перед Константинополем Троцкий вручил Фокину письмо и попросил передать своему начальству. Фокин, вернувшись в Москву, как и положено, сдал этот документ руководству, но перед этим снял копию для себя и хранил ее дома. Ну, хранил и хранил. Так нет же, однажды, то ли по пьянке, то ли еще почему, взял да и рассказал о содержании письма своему сослуживцу, а тот доложил по команде.