– Нет у меня «Одноклассников», «Мы соседи» есть, – сказала Лена, смутновато понимая суть претензий.

– Даже «Одноклассников» нет! – воскликнула Наташка. – Сиди в Чупове, жди внуков, вяжи им носки, нюхай свалку.

– Слушай, – сказал Лена, готовясь разозлиться, но Наташка уже подскочила и бесцеремонно попыталась отобрать телефон.

Лена, конечно, не отдала. В итоге она сама по нетерпеливым командам Наташки поставила себе несколько программ, присоединилась к указанным каналам, отправила Наташку на законное место и принялась метать странички.

– Так. Вот, Сарасовск-реал, первый честный канал о жилье. Что тут как?

– Вот с него лучше как раз не начинать, там рекламы много, мне Анька говорила, – сказала Наташка. – Там есть «Вторичка без посредников», лучше ее открой. Только сразу не пугайся. В Сарасовске цены раза в три выше наших, а если без торга, то и в пять-шесть, поэтому без торга нельзя. Во «Вторичке» все понятно на самом деле, а по реалу лучше уже потом уточнять, параметры, официальную стоимость и так далее.

– То есть не первый и не честный, – констатировала Лена. – Всё как всегда. И зачем мне, спрашивается…

Телефон в ее руках зажужжал. Лена просияла и сказала:

– А вот мы сейчас без всяких каналов всё и узнаем.

Она мазнула по экрану, поднесла телефон к уху и нежно сказала:

– Здравствуй, Саша. Я так скучала.

– Я тоже, – нетерпеливо сказала Саша и замолчала.

Лена ждала, сдерживаясь из последних сил. Очень хотелось узнать, как Саша в целом, как учеба, как живется, как здоровье, надевает ли шапку, не мокнут ли ноги, не просвистывает ли поясницу в наверняка слишком короткой куртке, хватает ли денег, есть ли мальчик, надо ли кому уже вязать носки: миллион вопросов вспыхивал, зрел и набухал каждый день, не находя ответов и оттого горько садня в фоновом режиме. Но задать их сейчас значило вытолкнуть разговор на давно накатанные рельсы пустых дежурных ответов, которые заканчивались раздраженным «ладно-ладно, пока» и паузой в общении еще на пару недель, и соскочить с этих рельсов уже невозможно, можно только не вставать на них. Поэтому Лена молчала. А почему молчала Саша, было непонятно. И это пугало.

Лена на миг отняла телефон от уха, чтобы удостовериться, что связь не оборвалась, и нерешительно спросила:

– Саша, что-то случилось?

– В смысле? А, нет, не выдумывай, чего у меня случится. Просто узнать звоню, как дела, как ты?

– Я что, я нормально, – Лена усмехнулась и повторила: – Что у меня случится.

– Не болеешь? Голос сиплый какой-то.

Лена торопливо кашлянула и сказала:

– Помехи, видимо, у меня тоже шуршит что-то. Саш, раз позвонила, подскажи…

– Мам, а чего там папа придумал? – одновременно спросила Саша, не услышав встречной реплики.

Лена застыла, соображая. Слов все равно не было.

– Я ему, главное, звоню раз, звоню другой. Он мне: перезвоню-перезвоню, а не перезванивает, или перезвонит, начинает говорить, а потом: ой, прости, перезвоню – отбой. И так все время. А сегодня в телике показывают то, что в депутаты пошел. Правда, что ли?

Лена метнулась глазами в Наташку, которая, как и Карина, не интересовалась ничем, кроме таблиц на экране, и с трудом произнесла:

– Саш, я не знаю.

– Ну как не знаешь, он тебе не говорил, что ли?

Лена пожала плечами, а вслух сказала:

– Нет.

– Он тебе не гово… Мам, он правда ушел, да?

Лена опять покосилась на Наташку и на Карину. Саша заплакала, и Лене стало не до Наташки и не до чего. Она принялась весело и настойчиво, как привыкла, успокаивать и урезонивать Сашу, и та не сразу, но поддалась, хоть и повторяла гундосо «Зачем, ну зачем?» и «Вы же обещали!», а вместе с дочерью успокаивалась и урезонивалась Лена, опять же, как привыкла: усыпляешь дочь – сползаешь в нирвану сама, закон жизни. Нормально все, говорила Лена, подумаешь, придумал что-то, зато оба живы-здоровы, для тебя-то совершенно ничего не меняется, хотя, понимаешь, Саша, может и измениться, – если хочешь, конечно. Я вот думаю поближе к тебе перебраться, квартиру купим, может, даже не на двоих, а большую, чтобы на всех, а? Если хочешь, говорю. Хочешь?

Лена замерла, улыбаясь. Улыбка тут же стала неудобной и глупой, потому что Саша сказала:

– Мам, а я, наоборот, вернуться хотела. Вернее, как: не очень хотела, но есть мысль, да и уговаривают.

– Зач-чем? – спросила Лена с мосфильмовским надрывом, сама его устыдилась на мгновение и тут же отмахнулась от лишних рефлексий. – Не надо сюда, ты что! В противогазе всю жизнь?! Я уж на что вросла вроде, и то не могу больше!

– Да я же говорю, на самом деле нет, но будет же лучше когда-то.

– Не будет, Саш.

– А… А зачем папа тогда это вот начал? Выборы, все это – надолго же это, получается, да?

Не знаю, хотела сказать Лена, дурак потому что, хотела сказать она, а мне плевать, очень хотела сказать, – но просто промолчала. А Саша продолжала:

– И он же не от балды, да? Его же уговорили, да, конкретное что-то сказали? Получается, есть смысл жить и возвращаться, я вот про это.

– Нет смысла, – отрезала Лена.

– А, – сказала Саша. – А квартиру, ну бывшую Ленина…

– Продать, – сказала Лена так же решительно и спохватилась: – Вернее, я думала так – или ее продать, или нашу. На Ленина же твоя, и там отец теперь – ты знаешь, да? Вот. Вам и решать. Наверное, правильней нашу продать, и денег побольше выручим, там-то у вас квартиры сильно дороже, нужно по максимуму собирать, сколько возможно. Я тебя как раз хотела…

– Понятно, – сказала Саша тем самым тоном, после которого диалог утрачивал смысл минимум на полчаса.

Что тебе понятно, чуть не спросила Лена, но это была уже гарантированная свара, которую здесь и сейчас никто не мог себе позволить, Лена уж точно. Она, стараясь не срываться в сухость, заверила:

– Саша, без твоего согласия никто ничего продавать и покупать не будет. Как ты хочешь, так и сделаем.

– Я убедилась уже, – сказал Саша. – Ладно, мам, меня зовут тут. Пока!

– Счастливо, Саш, – сказала Лена.

Она посмотрела на экран, чтобы понять, услышала ли ее дочь, спохватилась, что так и не спросила, хотя дважды собиралась, кто же уговаривает Сашу переехать – не Митрофанов же явно. Хочется, по крайней мере, надеяться на то, что человек в здравом уме не будет звать несовершеннолетнюю – хорошо, совершеннолетнюю, но очень юную – дочь жить вместе с ним и с примерно такой же юной любовницей – ладно, не такой юной, но сильно младше Лены – в маленькой квартире посреди гниющей горы, царем которой Митрофанов решил стать.

С ума все посходили, вот что. Да ну вас всех. Не хотите – не надо. Сама как-нибудь. Что-нибудь.