Лена неохотно приняла папку, помедлила, пробормотала: «Ладно, обед хорош был», – и принялась листать, быстро, но цепко проглядывая страницы.

– Ага, – сказала она на середине папки. – Главой. А я и не сообразила, старею. В целом план ничего, но со второго по восьмой пункт начисто не годятся. С соцсетями я, конечно, не очень, но и там нельзя так грубо. Тем более если потом соскакивать придется – а я так понимаю, что придется, никакой договоренности насчет свалки нет на самом деле, Гусак ничего делать не будет, да? Тут не то плохо, что по конфиденту потом ударит, а то, что избраться не даст. Сейчас не девяностые и даже не нулевые, народ обижается, когда его обманывают внаглую. Как ты сам, Гера, говорил: «Обмани меня, но сделай это с уважением».

– Слушай, надо же учитывать, что конкурентов особо нет, да они нам и не страшны, соцсети тем более. Менты в деле, на всех уровнях, следят, будут винтить за любую попытку экстремизма, у них руки давно чешутся, а под экстремизм, ты же знаешь, сейчас можно любой чих подвести.

– Ну не зна-аю, – протянула Лена. – В смысле, знаю, конечно, но не менты же голосуют, иначе вас бы здесь… Зависит от того, что за человек. Возраст, опыт, степень испорченности репутации. Если не герой-летчик какой-нибудь, то программа совершенно не годится, его же размажут просто. Кто таков вообще?

Салтыков молча смотрел на Лену. Тимур опять глазел в телевизор. Лена посмотрела на Салтыкова, чуть раздраженно – на Тимура, перевела взгляд на телевизор и перестала дышать.

В телевизоре был Митрофанов. Он стоял посреди окраинной улицы Толстого без куртки, шапки и маски, зато в костюме и с укладочкой, и что-то объяснял одетой так же не по погоде корреспондентше, тыча пальцем в сторону поселка Северного, за которым была свалка. Корреспондентша, стараясь не морщиться, уточнила, Митрофанов коротко ответил со свирепым видом и пошел к ждавшим поодаль машинам.

Корреспондентша повернулась к камере и принялась говорить в микрофон, но Лена смотрела ей за спину, на машины и людей вокруг них. Машины были большими и красивыми, люди – преимущественно солидными официальными мужчинами, но Митрофанов подошел не к ним, а к высокой красивой шатенке в бежевом пальто, привычно взял ее под руку и усадил в машину, а сам забрался рядом и захлопнул дверь.

Корреспондентша договорила, сюжет сменился рекламой, а Лена все смотрела на экран.

Привычность жеста Митрофанова ударила больнее, чем подействовал бы откровенный поцелуй.

Лена поморгала и посмотрела на Тимура. Тот опустил глаза. Лена посмотрела на Салтыкова. Тот сказал:

– Лена, я и представить не мог, что ты не в курсе.

Лена покивала и торопливо сказала:

– Слушай, я пойду, наверное, да? Спасибо большое, все здорово было, вкусно и…

Она застыла с салфеткой у рта, почти тут же опомнилась, неловко кивнула и пошла к выходу. У двери остановилась и негромко повторила:

– Его же размажут просто.

Хотела что-то добавить, но не стала. Просто еще раз посмотрела в сторону телевизора, в котором блок местных новостей опять сменился подборкой гламурных клипов, кивнула и вышла.

До работы Лена добралась в автоматическом режиме, в нем же продержалась еще несколько часов. Она добила первый черновик договора, который бросила юристу Жанне на доводку, по ходу умудряясь отвечать на разнообразные вопросы Наташки про Салтыкова, про котика и про все на свете, мерцающем в Наташкиной голове, – более-менее впопад и, видать, не слишком обидно. Приходить в себя Лена начала вкрадчиво и постепенно, как зимний рассвет в дальнюю комнату: ни зги, чуть прояснилось, видны светлые предметы – и уже пылинки сверкают, все залито желтым и белым, даже синева в северном углу обведена золотой нитью. До конца рабочего дня оставался час, когда Лена с некоторым недоумением обнаружила, что только что отправила на утверждение Слободенюку поправленный и дополненный по третьему кругу закупочный лист со всеми спецификациями, и теперь привычной цепочкой кликов мечется между вкладками браузера, с помощью которых пытается узнать, сколько она выручит, продав квартиру в Чупове, – причем смотрит оба варианта, текущий и на бывшей Ленина, – во сколько встанет квартира в Сарасовске – опять же в двух вариантах, однокомнатном, только для себя, и трешки, для Саши с мужем, которого, слава богу, покамест не предвидится, но который, бог даст, непредвиденно явится, – и куда она устроится работать в Сарасовске.

Очевидно, какой-то вопрос из этого ряда Лена успела задать вслух. Во всяком случае, Наташка, ровно сейчас переходя из озадаченного регистра в увещевающий, многословно призывала Лену не делать ничего с бухты-барахты, тем более сейчас, когда весь рынок встал и квартиру в Чупове продать невозможно, всё хорошенько обдумать, а лучше обождать.

– А чего ждать? – спросила Лена, с изумленным облегчением обнаруживая, что и впрямь все решила для себя твердо и навсегда. – Вон Иваненко ждала-ждала, пока нормально станет, помнишь? Рассказывала же. Не хотела квартиру в Узбекистане за пятьсот долларов продавать, всю жизнь же за нее пахала. Ждала, думала, говорит, что хуже не будет, потому что некуда уже, а значит, будет лучше – и что? Ни копейки не получила, с двумя чемоданами уехала. Нигде не рай, но кое-где ад, Наташ. А ад – он не кончается, просто котлы меняют. И странно в нем оставаться, если можно уйти.

– Тебе Чупов – ад, что ли? – возмутилась Наташка. – Во дала сейчас.

– Мне – да, – отрезала Лена, постаралась не всхлипнуть, почти удачно, и все-таки пояснила сдавленным голосом: – Тебе нет, мне – да. Вот и все.

– Ну и… – сказала Наташка, притихла и продолжила другим голосом: – А работать-то где?

– Да уж найду. Слободенюк отзыв напишет, с руками такую оторвут.

– Ага, с руками оторвут, жопу оставят. Отпустит он тебя, размечталась. Такая корова нужна самому.

– Вот спасибо, – сказала Лена, надевая оскорбленную маску. Но не выдержала, прыснула.

– Это во-первых. Во-вторых, кто нас на работу возьмет-то, умелых и опытных, когда кругом молодых и красивых полно?

– А мы некрасивые тебе? – осведомилась Лена, быстро примеряя другую маску, хабалистой оторвы.

– Красивые, особенно ты. Но сорок ведь, Ленк. Со-рок. Нормальной работы нет, на ненормальной узбеки с киргизами за три копейки пашут. Даже микромафия эта, «Эйвоны» всякие, сама себя грызет, распространителей вербовать перестали, и так все уже распространяют, покупать некому – ужас.

– Да ладно, – сказала Лена. – Я вон смотрю эти джобы-суперджобы – полно вакансий. Правда, зарплата не указана.

– Потому что копейки. Ты эти суперджобы не смотри, там или туфта, или не поймешь ни фига – цифр нет, отзывов нет, каменты чистят. Ты сядь на каналы и в групповые чаты всякие – есть же у тебя телеграм или вотсап?.. Нету? Ленк, какая тебе работа в Сарасовске, тебе только в деревню. У тебя телефон – для звонков и «Одноклассников», что ли?