перед лестницей, поднимающейся от лужайки с фонтаном выше, ко входу. Двухэтажное здание не меньше, чем в тридцать окон по каждую сторону от дверей, имело огромную площадь. Как и положено дворцу. Но все же не я мог представить, что здесь когда-то бывает настолько многолюдно, что некуда яблоку упасть.

Пара человек стояла у входа — оба заметно кивнули Ане, а та улыбнулась им в ответ. Я тоже кивнул в знак приветствия, но меня они проигнорировали.

Залы внутри, как я и предполагал, оказались пусты. Красивые, но пустые комнаты сменяли одна другую. Где-то гостевая. Где-то комната для отдыха или для переговоров. Некоторые даже были помечены флагами — очевидно, закрепленные для бесед с представителями конкретных стран. Я озирался по сторонам, пока Аня вела меня по второму этажу.

— Да здесь же... — громко начал я и тут же замолчал, потому что эхо понесло мой голос дальше. — Здесь же километры коридоров! — произнес я уже гораздо тише.

Мы поднялись на второй этаж не сразу — центральная лестница была перекрыта. Ее реставрировали, но мне показалось необычным, что это делали после бала, ежегодного события.

Чтобы подняться наверх, пришлось миновать несколько проходных комнат и пару коридоров и только затем мы оказались наверху. Примерно такой же маршрут нам предстояло преодолеть.

В одном из коридоров, наиболее длинных, как мне показалось, шла вереница портретов. На ближайшем был изображен сидящим на кресле темноволосый мужчина с грустным взглядом, который как будто смотрел на тебя и думал: «Зачем мне все это надо?». Рядом расположился портрет женщины с медной рыжиной в волосах. В ней угадывались черты Ани.

Еще до того, как я взглянул на подписи, я догадался, что это — ее родители, ныне властвующие император и его супруга. Я прошел дальше, к следующей картине. Там в мундире стоял, засунув ладонь между пуговиц, рослый и широкоплечий, с гордым и властным лицом — явно предыдущий правитель. Он, как и его младший сын Сергей, был очень похожи на Александра Третьего.

В сравнении со своим предком, нынешний император даже внешне казался слабым, если не сказать, болезненным. Но раз об этом никто ни разу не упомянул — что ж, значит такая конституция у человека. Главное, за языком следить.

— Многие говорят, что отец совсем не как мой дедушка, — шепнула Аня, встав рядом. — А я не верю. Он такой же и даже лучше. И совсем не жестокий.

— Разве правитель не должен быть иногда жестоким?

— Совсем необязательно, если к этому не располагает ситуация.

— Вот видишь, все зависит не от человека. А от ситуации, — я позволил ей взять меня под руку, и мы неспешно пошли дальше по коридору, углубляясь в историю. Вскоре показались уже более знакомые лица. — Еще хуже, когда ты веришь людям, которые действуют в собственных интересах. К сожалению, наша история знает множество таких примеров. Я надеюсь, мы сможем избежать этого здесь. Долго нам еще идти?

— Сейчас должно быть собрание Малого Совета и папа наверняка там. Еще прямо и потом налево по коридору.

— Хорошо бы нам удалось поговорить с ним наедине. Нам с тобой. Без лишних глаз.

— Ой, вряд ли это получится.

— Почему еще? — удивился я, но тут мы свернули за угол и нам навстречу тут же шагнул молодой парень в прямоугольных очках, с аккуратно зачесанными волосами и одетый в темно-зеленую форму:

— Извольте не шуметь! — сказал он громким шепотом и поднял палец. — Доложить о вас, Анна Алексеевна?

— Да, пожалуйста. О нас обоих.

— Одну минуту, — парень характерно постучал в дверь и вошел.

— Он что, всегда здесь стоит? — я проводил его взглядом, успев заметить несколько человек за большим овальным столом прежде, чем закрылась дверь.

— Только когда идет совещание. Оно длится не больше полутора часов и, к тому же, у него есть, где посидеть, — Аня указала на небольшой пуф. — Для тебя это может необычно выглядит, что у нас есть такие люди, но...

— Дело не в людях, а в организации процесса, — начал спорить я, но тут появился Трубецкой, и я сразу же переключился на него: — Павел Романыч, здрасьте!

— День добрый, — он пожал руку и тепло улыбнулся Ане. — И вам тоже, Анна Алексеевна. Я подумал, что лучше мы втроем займем его императорское величество, чем сам Алексей Николаевич решит собрать все семейство.

— А я хотел спросить...

— Не сейчас, — не разжимая губ ответил мне шпион и заложил руки за спину. Я только успел увидеть толстую папку.

Дверь кабинета открылась, и люди начали покидать его. Деловитые и серьезные, с лицами скорее скорбными. Но, завидев Аню, многие менялись, словно становились теплее, однако, поздоровавшись, проходили мимо.

— На заседаниях всегда так? Почему они все такие мрачные?

— Не всегда, — тихо ответила мне Аня. — Наверно, просто сложная работа была.

— Алексей Николаевич готов вас принять, — юноша встал рядом с дверью и заметил Трубецкого: — простите, о вас не докладывал.

— И не нужно, — тут же успокоил его шпион. — Я с ними.

С трудом заставив себя идти, я пропустил Аню вперед, а затем вошел сам, глядя по сторонам. Ожидая всего, что угодно, как только за нами захлопнется дверь.

Глава 24. Дела семейные

Всего лишь на пару секунд повисла тишина — как раз на то время, когда мы с Павлом вставали по обе стороны от Ани. Я осматривал все вокруг, стараясь не замечать главного, хотя любопытство пересиливало страх перед ее отцом, и я все же остановился.

— Анюта? — массивное кресло со скрипом сдвинулось назад, а мужчина, с небольшими залысинами впереди, но все такими же добротными усами, вскочил и бросился вперед, к нам.

Он был почти одного роста с дочерью, а единственное сходство с портретом в коридоре — грустные глаза. Император крепко обнял Аню, потом посмотрел на Павла и потряс ему руку:

— Спасибо вам, Павел Романович, что смогли доставить ее сюда. Я знал, что могу быть в вас уверен и... что такое? — он вдруг замолчал и посмотрел на меня.

Я заметил, что Трубецкой одним пальцем показывает в мою сторону. Император недоверчиво всматривался в мое лицо, как будто пытался узнать меня, но безуспешно. Потом нехотя отпустил руку шпиона и сделал два