Рис. 4. Одиннадцатилетний Ералы, сын казахского Абулхаир-хана, в качестве «посланника» в сопровождении духовного лица (ахуна) из Бухары и «гувернера» Кутыр-Батыра по дороге из казахских степей в Санкт-Петербург до того, как он был взят в заложники. Рисунок 1740‐х годов

Когда Абулхаир-хан вернул своего сына султана Ералы и обменял его на другого своего сына Хож-Ахмета (Ходжей Ахмет), казалось, он все еще не предполагал, что речь идет теперь уже лишь о плохо скрываемом заложничестве на традиционный российский манер. Не получив назад и второго сына, в 1742 году он гневно обратился к главе Оренбургской комиссии И. И. Неплюеву и изложил свое представление о происходящем: в подданство Ее Императорского Высочества он вступил «своею волею» и своих детей отдал «в службу Е. И. В., а не в полоненики»[407].

Однако в данном случае казахский хан дважды недооценил российскую политику. Глава Комиссии Неплюев был далек от того, чтобы принять сыновей хана «в службу» к императрице. Еще менее он или кто-либо другой в царском правительстве был склонен рассматривать сыновей как «пленников» императрицы. В конце концов, все казахи Младшего жуза с принесением присяги и после вручения жалованной грамоты стали подданными императрицы. А российские подданные не могли быть российскими пленниками, но они могли быть заложниками.

В отличие от Тевкелева и Татищева, Неплюев считался «исключительно» традиционалистом в вопросе заложничества и придерживался мнения, что старое доброе взятие в заложники все еще «самое главнейшее средство», чтобы не только хан, но и все султаны и народ «в верности обузданы и удержаны быть могут»[408]. Неплюев придерживался этой практики, исходя из трех аспектов: во-первых, это был обычай предков. Во-вторых, она укрепляла у заложников чувство непосредственной преданности и, следовательно, их верность. Это было особенно справедливо в отношении «своевольного и нимало ненадежного» народа, какими считались казахи. И в-третьих, у российской стороны не было «другого столь сильного способа»[409]. Это «совершенно очевидно» было доказано взятием в заложники сына Абулхаир-хана. Ибо без этого, по мнению Неплюева, поведение Абулхаира, хана Младшего жуза, было бы столь же проблематичным, как и поведение предводителя Среднего жуза Абулмамбета-хана, объединившегося с враждебными Российской империи джунгарами[410].

Ни в одном источнике не было обосновано, почему заложничество как метод стабилизации империи так ценилось российской стороной и почему его придерживались в течение столетий[411]. Несмотря на планы реформ, начатых Анной Иоанновной, Неплюев в начале 1740‐х годов, очевидно, считал необходимым решительно выступать также и при новой Елизавете Петровне за традиционную практику. Неплюев находился не в последнюю очередь под впечатлением от угрозы, которую представляли для царства восточномонгольские джунгары, расширявшие свои владения. Последние добились того, что глава Среднего жуза Абулмамбет-хан послал одного из своих сыновей в качестве заложника джунгарскому правителю.

Чтобы сохранить равновесие и хотя бы некоторое российское влияние на казахов Среднего жуза, которые в 1740 году присягнули также и российской императрице, Неплюев хотел получить любым путем другого ханского сына. Таким образом, заложничество сыновей хана в двух различных государствах служило для того, чтобы держать казахов Среднего жуза как минимум равноудаленно от джунгар и российского государства[412]. Правда, в случае с казахами Младшего жуза угроза подчинения джунгарам еще отсутствовала. Но тем очевиднее казалась Неплюеву необходимость укрепления связей с российским государством с помощью заложника и изначальное пресечение любого влияние джунгар.

Борьба за власть: оренбургский губернатор Иван Иванович Неплюев и казахский Абулхаир-хан

Поскольку Абулхаир, хан Младшего жуза отказывался предоставлять заложников, Неплюев продолжил риторику своих предшественников, маскируя статус заложника статусом «посланника». По поручению Неплюева генерал-лейтенант князь Василий Алексеевич Урусов, который в 1740 году вел со старшинами Младшего и Среднего жузов переговоры о присяге на верность, вновь обратился с просьбой о «добровольной» отправке «посланцев своих ко двору», на этот раз из числа казахских старшин. При этом он лукаво ссылался на детей, которых Абулхаир-хан до этого уже «добровольно» отослал ко двору, и заманивал перспективой, что дети из высокопоставленных семей могли бы надеяться быть также представленными императрице[413].

Однако продолжать маскировать казахских заложников под «посланников» в 1740 году было уже рискованно: сын Абулхаир-хана Хож-Ахмет к этому времени уже был настолько измучен в Сорочинской крепости, что его из‐за угрозы самоубийства перевели в крепость в Казань, надеясь, что татарское окружение сможет поддержать его «хорошее настроение»[414]. О приличествующем положению образовании или о принятии при дворе императрицы речь даже не шла. Смелое упоминание Урусовым детей Абулхаира, вероятно, касалось исключительно первого из присланных сыновей — Ералы. Сразу после прибытия ему действительно «позволили» на короткое время окунуться в великолепие жизни при дворе[415]. Однако уже вскоре, как упоминалось выше, он против своей воли в течение четырех лет удерживался в качестве заложника в Оренбургской крепости.

Рис. 5. Первый губернатор Оренбурга Иван Иванович Неплюев

Однако участившиеся казахские набеги на российские поселения, которые Абулхаир-хан инициировал из‐за отказа вернуть ему сына, а также успешные попытки джунгар подчинить себе казахов и таким образом приблизиться к российской границе со временем заставили Неплюева, известного как «сторонника жесткой линии», пересмотреть заложничество в его привычной форме. Между тем Абулхаир-хан осознал истинный характер удержания своего сына и обвинил Неплюева в том, что тот продолжает нарушать свое слово в свете того, что его сын был отправлен как посол, а не как аманат[416]. Неплюев по-прежнему отклонял предложение хана об обмене его сына, обосновывая это тем, что другой предлагаемый для обмена сын Абулхаира не является равноценной заменой. На самом деле Неплюев выяснил, что предлагаемый для обмена сын является плодом союза с рабыней-калмычкой. Таким образом, он никак не соответствовал положению, которое сын Хож-Ахмет занимал в силу знатного происхождения его матери, и представлялся российской стороне менее ценным гарантом[417].

Рис. 6. Хан Младшего жуза Абулхаир-хан. Литография по рисунку Дж. Кэстля. 1736

Однако в сентября 1743 года Неплюев обратился к Коллегии иностранных дел с предложением не содержать больше сыновей хана в городах у внешних границ государства. Вместо этого, по мнению Неплюева, необходимо в будущем даровать ему и его семье «милость» императрицы и привезти их в Санкт-Петербург ко двору. Это давало несколько преимуществ: можно не принимать в расчет набеги родственников, так что заложников больше не нужно охранять. Кроме того, больше не нужно было запрещать им выходить в