Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около 30 лет назад, во времена моего экзамена по медицине, нам еще были неизвестны в нашей практике панические атаки, но сегодня от них практически нет спасения. В то время скот забивали децентрализовано, поэтому менее жестоко или по крайней мере, поодиночке, да и потребление мяса было в общем значительно ниже.
Конечно, наш прогрессирующий страх обусловлен также душевными и социальными причинами. К примеру, жизнь в растущих городах, куда переселяется все больше людей, становится все теснее. Но крайне существенным фактором остается страх забиваемых животных, поедаемый с их мясом. Мы глотаем не только свой собственный страх, но и смертельный страх и страдание убитых животных.
Чувствительным людям должно быть ясно на уровне восприятия, насколько вредно есть животное, погибшее в длительной смертельной панике. В этом может заключаться причина, почему нашим предкам мясо приносило больше пользы. Когда они на охоте убивали зверей, это была быстрая смерть в привычном, естественном окружении, в худшем случае – почти честная борьба за выживание. Ни одному животному не приходилось после плачевной жизни в промышленных условиях и ужасающих перевозок долго и бездейственно ждать своей неизбежной смерти. Даже если животное раньше затравливали, то в этом бегстве его гормоны страха и стресса могли снова разложиться. Современные убойные животные должны ждать своего убоя с внешним спокойствием и максимальной внутренней паникой. Без умысла они нам портят жаркое на долгое время. А мы могли бы – в прямом смысле этого слова – почувствовать, что дело пахнет жареным.
В Намибии я был однажды свидетелем того, как африканские охотники оставили лежать нетронутым мясо антилопы куду, раненой одним немецким охотником за трофеями и бежавшей после этого еще почти час. На мой удивленный вопрос они мне объяснили, что дух куду впал в такую ярость, что отравил все мясо. Оно теперь совсем непригодно и даже опасно ядовито. Яд, которого избегают эти люди, ученые могли бы легко обнаружить в той смеси гормонов и нейромедиаторов, которую заваривают страх и паника в теле раненого убегающего животного.
К сожалению, чувствительность многих людей настолько не развита, что они не воспринимают современную ситуацию с животными как проблему, а следовательно, не осознают ее важности; и цель этой книги – изменить подобное положение дел. Эти люди, следуя за материалистом Рене Декартом, оправдывают собственный недостаток чуткости тем, что якобы животные не способны чувствовать, будто они совсем не воспринимают все происходящее с ними как бедствие. Тем не менее очевидно, что верно как раз противоположное. В США у многих эпилептиков есть собаки, которые чувствуют приближающийся приступ у своего хозяина раньше него самого и поэтому могут предупредить об этом. Старая пословица моряков «крысы бегут с тонущего корабля» подтверждает догадку о наличии шестого чувства у животных. Кстати, очень часто животные своим поведением предупреждают менее чувствительных людей о надвигающихся природных катастрофах, как это было в случае с цунами в 2004 году. Собаки-поводыри и собаки-ассистенты, специально обученные помогать инвалидам, снова и снова демонстрируют нам, как высоко развита их чувствительность.
Итак, мы можем с уверенностью говорить о том, что животные, которым суждено быть убитыми на бойне, уже при погрузке и во время перевозки предвидят, что им угрожает. Естественно, они это чувствуют и по прибытии на бойню; любой чувствительный человек заметит это по их реакциям. Они упираются и не хотят идти дальше, навстречу своей смерти, и «должны» насильно, с помощью электрошоков, через мучения продвигаться вперед.
Новая информация о том, что каждая живая клетка обладает собственным сознанием, появившаяся благодаря биологу Брюсу Липтону, может нам помочь в дальнейшем. В своих исследованиях он доказывает, насколько мы до сих пор переоценивали генетику и недооценивали сознание в каждой клетке. А ведь каждая клетка развивается и накапливает в своем сознании информацию, полученную в ходе своего жизненного опыта; таким образом, бедствие, которое испытывают животные, содержащиеся в промышленных условиях и погибающие на бойне, также оказывается в их клеточном сознании. Питание такими «замученными клетками» просто не может быть полезным.
Современная эпигенетика также предупреждает нас об опасностях, таящихся в страданиях на клеточном уровне.
Вывод: пить молоко безопасно лишь на первый взгляд, не говоря уже о вредном воздействии на здоровье: коровы все больше селектируются, деградируют до уровня молочных машин и оптимизируются в производстве безо всякой возможности вести естественную жизнь. Гурманы, которые ценят нежную светлую телятину, должны знать, какова ее цена: короткая и, кроме того, мучительная жизнь теленка. Для многих, может быть, неясно, какой ущерб они причиняют себе на душевном уровне, поедая мясо. Страх и мучения животных отражаются на самочувствии людей в виде часто возникающих панических атак.
Бойня для крупного рогатого скота, которую мы выбираем в качестве примера, в действительности надежно скрыта от свидетелей. Путь ужаса для животных в ней с точностью предначертан. После перевозки, обычно оголодавшие и мучимые жаждой, они ждут в узких решетчатых загонах, чтобы их затем перегнали сквозь еще более узкий проход в так называемый бокс для оглушения. Там забойщик скота приставляет к их голове между глаз пороховое оглушающее устройство. Стальной боек ударяет в череп, в результате чего животное падает оглушенное или мертвое.
Таков мрачный идеал. Даже если все «проходит хорошо», этот сценарий остается, мягко говоря, страшным. Из отчета бывшей практикантки на бойне и нынешнего ветеринара Кристиане Гаупт: «Я хотела бы рассказать о дне убийства крупного рогатого скота, о кротких карих глазах, полных паники. О попытках к бегству, побоях и ругательствах, пока несчастное животное наконец-то не встанет, приготовившись к оглушению, в железном загоне с панорамным видом на цех, где его сородичей обдирают и разделывают; затем смертельный удар бойка, – а в следующий момент уже цепь на задней ноге, тянущая бьющееся и извивающееся животное в высоту, в то время как внизу уже отсекается голова. И все еще, без головы, извергая потоки крови, тело содрогается, ноги бьют в пустоту… Рассказать об отвратительном чавкающем звуке, когда с помощью лебедки с тела сдирается кожа, об автоматическом движении пальцев, с которым работник по переработке трупов животных выковыривает из глазниц глазные яблоки – закатившиеся, с красными прожилками, выпучившимися – и бросает в дыру в полу, где исчезают „отходы“. О засаленном алюминиевом желобе, куда попадают все внутренности, вырванные из огромной безголовой туши, а затем, кроме печени, сердца, легких и языка – поскольку они годны для употребления в пищу – исчезают в подобии мусоропровода»[87].