А. А. Вирениус на следующий день написал уже Ф. К. Авелану, в конце письма он признался, что «был бы счастлив, если заменить его более спокойным и исполнительным адмиралом»[77]. 1 января «Ослябя» наконец соединился с «Дмитрием Донским», «Авророй» и ИМСШ1ЫМИ миноносцами в Порт–Саиде, где русские застали «Ниссин». «Касуга» уже шел Суэцким каналом…

Японские крейсера, как известно, были практически небоеспособны, но, конечно, А. А. Вирениус в мирное время не мог самостоятельно принять решение задержать корабли вероятного противника. Высшее морское командование, прозевав в свое время возможность купить эти крейсера, также не приняло каких‑либо решительных мер типа организации преследования, которое могло подкрепить протест по дипломатическим каналам через МИД. «Ниссин» и «Касуга» беспрепятственно пошли вперед.

7 января в Суэце А. А. Вирениус получил ободряющее рождественское поздравление: «От всей души желаю счастливого плавания, с Вами крестная сила, мощь русского духа и благословение всей родной земли. Рожественский». Через три дня Зиновий Петрович сообщил Андрею Андреевичу (по поводу отчаянного письма о замене), что «министр» (Ф. К. Авелан) просил его успокоить. «Купленные японцы спасаются бегством от Вас до Сабанга вероятно никого не встретите, там получите приказания наместника», — гласила телеграмма и. д. начальника ГМШ.

И наконец, 19 января З. П. Рожественский вновь напомнил А. А. Вирениусу: надо спешить в Порт–Артур, но при этом «миноносцы главная часть Вашего отряда». Между тем 26 января миноносец «№ 213» едва не пошел ко дну на волнении…

Конечно, оглядываясь в прошлое, сейчас можно говорить о том, что З. П. Рожественский был завален текущими делами, вплоть до мелочей, связанных с посещением посторонними лицами верфей Морского ведомства. Но, как ответственное лицо, он мог выделить главное из слишком объемного потока информации. Однако не выделил. Что здесь преобладаю? Сложившийся порядок вещей или личные качества? Нам думается, что и то и другое. Зиновий Петрович, конечно, не мог враз изменить сложившийся порядок, но мог пытаться это сделать. Ему, несомненно, мешало развитое самомнение, которое склоняло его к критике подчиненных (даже прежних начальников) и к принятию единоличных решений, которые часто лишь согласовывались с Ф. К. Авеланом, не имевшим вполне твердых взглядов на положение на Дальнем Востоке.

Известно, что З. П. Рожественский просто не отвечал на телеграммы начальника отряда судов в Средиземном море контр–адмирала П. П. Моласа, который это тяжело переживал, а потом и вовсе был потрясен неожиданным для него расформированием отряда, которое последовало 1 декабря 1903 г.

Оставив на совести П. П. Моласа сетования по поводу прекращения морского довольствия «по–заграничному» и необходимости для его семьи оставить живописные окрестности Пирея, надо отметить что расформирование отряда и возвращение «Императора Николая I» на Балтику лишало эскадру Тихого океана того резерва, о необходимости которого весной 1903 г. говорили посредники (в том числе и Рожественский). Может быть, последний считал резервом отряд Вирениуса? Да, но, успокаивая Андрея Андреевича в январе 1904 г., Ф. К. Авелан и З. П. Рожественский думали о его замене. При этом выбор нового начальника отряда судов сводился к кандидатуре самого Зиновия Петровича. Странно, что среди 35 контр–адмиралов не нашлось более подходящего кандидата, чем и. д. начальника ГМШ, который рисковал вообще остаться без головы. '

Конфликтовал Зиновий Петрович и со своим бывшим начальником С. О. Макаровым. По свидетельству А. Г. Нидермиллера, между ними накануне войны были натянутые отношения. Однажды в ГМШ представили к награждению одного из подчиненных Степана Осиповича, «забыв» предварительно запросить его мнение.

С. О. Макаров, весьма щепетильный в подобных делах, согласно сведениям А. Г. Нидермиллера, подал в отставку (прошение об увольнении). Единственный друг Степана Осиповича среди старших адмиралов Ф. К. Авелан после пяти дней ожидания — в августе 1903 г. — устроил Макарову встречу с генерал–адмиралом, который «успокоил» главного командира Кронштадта, а бывший при этом Зиновий Петрович признался в «невольной ошибке»[78]. Инцидент был, казалось, исчерпан.

Да, З. П. Рожественский сохранил на многие годы скептическое отношение к старшим. Однако бросается в глаза то обстоятельство, что он ни разу не конфликтовал с генерал- адмиралом или с великим князем Александром Михайловичем. Таким образом, «конфликтность» Зиновия Петровича имела пределы, важные с точки зрения собственной карьеры.

Последнее, о чем следует упомянуть в связи с работой ГМШ накануне Русско–японской войны, это так называемый «вооруженный резерв». Это понятие родилось в Российском флоте в 90–х гг. XIX в., когда на Черном море решили покончить с пресловутой «сезонностью» боевой подготовки и на зиму не разоружать корабли, а оставлять их в 12–часовой готовности к выходу в морс. Для этого на кораблях, которые оканчивали освященную вековыми традициями летнюю кампанию, оставляли часть офицеров и матросов, но сами корабли по- прежнему занимали места на внутреннем рейде Севастополя и не выходили в море с расчетом вступить в кампанию по необходимости — с получением приказания.

Вооруженный резерв, безусловно, был благом для нашего флота, где с начала XIX в. преобладали элементы береговой службы, обусловленные не только особенностями природы Финского залива (зимой — лед), но и стремлением власть имущих — императора Александра и его верных помощников —довести строевую выучку матросов и флотских офицеров до уровня гвардии.

Одобренный адмиралами Н. M. Чихачевым, О. К. Кремером (начальник ГМШ) и Н. В. Копытовым (главный командир Черноморского флота и портов), вооруженный резерв позволил держать на кораблях хотя бы часть команд, но круглый год, и обеспечить в случае войны сравнительно быстрый выход флота в море. С 1894 г. в виде опыта, а с 1898 г. — систематически вооруженный резерв стал применяться и на Балтике, где в него зачислялись броненосцы и крейсера, зимовавшие в незамерзающей Любаве.

В 1902 г. вооруженный резерв, в целях экономии угля и морского денежного довольствия личного состава, ввели и для эскадры Тихого океана, которая ранее круглый год считалась в «заграничном плавании». Адмирал Е. И. Алексеев был против резерва не только из‑за уменьшения жалованья офицеров эскадры. Он понимал, что 4–месячное пребывание в резерве каждого броненосца и крейсера (из 12 месяцев в году) неизбежно приведет к снижению уровня эскадренной подготовки вверенных ему сил на Дальнем Востоке. Однако в Санкт–Петербурге даже в преддверии войны более заботились об экономии средств на плавание кораблей. Подписанная З. П. Рожественским программа плавания судов флота на 1904 г. предусматривала для эскадры Тихого океана уже 6 месяцев резерва.

1 ноября 1903 г. главные силы эскадры Тихого океана вступили в вооруженный резерв на внутреннем рейде Порт–Артура и в бухте Золотой Рог во Владивостоке. Японцы, как упоминалось выше, как раз вступили в период усиленной эскадренной подготовки всего флота 24 декабря, обеспокоенный сведениями о создании в Японии Главной квартиры и других мерах по подготовке нападения на Россию, адмирал Е. И. Алексеев запросил разрешение на мобилизацию вверенных ему войск и сил флота Через два дня разрешение последовало, но с ограничениями, а 30 декабря военный министр эти ограничения усилил: можно было мобилизовать только Порт–Артур и Владивосток. Из ГМШ разрешение на изменение утвержденной программы плавания так и не последовало.