– Эх, женщины. – Темные глаза безумца Витторио неотрывно смотрели в мои. Он словно хотел что-то передать взглядом, что-то, что невозможно было облечь в слова. – Красивые… но какие же глупые. Ничего не видят. Ничего не понимают. Не могут…

Клинок сверкнул в неровном свете фонаря.

Оступиться…

И за мгновение до того, как стилет вошел бы мне в живот, я перегнулась через перила и, нечеловеческим усилием оттолкнувшись, бросила себя прямо вниз, в темные воды канала.

* * *

Сильный удар выбил из легких весь воздух. Распахнутыми от ужаса глазами я наблюдала, как мерно колыхавшаяся поверхность воды становилась все дальше и дальше, по мере того как я погружалась на дно. Тяжелое намокшее платье не давало выплыть, сковывало движения, и я барахталась, билась, словно запутавшаяся в сетях рыба.

Подводное течение, нередкое в каналах Веньятты во время приливов и отливов, повлекло меня прочь от стен дворца. Из последних сил я гребла к казавшейся бесконечно далекой поверхности, к сверкающим бликам карнавала. Холод, казалось, пробирал до самых костей, сводил судорогой руки и ноги. Легкие горели от нехватки воздуха, перед глазами плясали черные точки. Я отрешенно осознала, что еще немного, и я не смогу удержаться от того, чтобы сделать судорожный вдох, и, глотнув воды, окончательно пойду ко дну.

Непрошеные воспоминания вспыхнули перед внутренним взором. Когда-то давно мы с маленькой Дари отдыхали на веньяттской ривьере, и сестра, забыв о предостережениях гувернантки, заплыла на середину реки, не подумав о холодных течениях. Я помнила тот парализующий страх, что охватил меня, когда я осознала, как близка Дари к тому, чтобы попасть в опасный поток. Помнила, как бросилась к мосту, не слушая окриков слуг, как прыгнула в воду прямо навстречу беспечной сестре. Я оказалась в самом центре, и сильное течение едва не увлекло меня на глубину.

Тогда я стойко сопротивлялась потоку, то погружаясь в воду, то снова всплывая, но ни на секунду не теряла из виду сестру. Кричала, срывая голос, чтобы она поворачивала назад, к берегу. Я почти выбилась из сил, сражаясь с холодным течением, а Дари наблюдала за мной с недоуменным непониманием. Она так и не пересекла черты, разделявшей теплые и холодные речные воды, и оттого мои потуги казались ей какой-то странной игрой.

Мне все же удалось выплыть, и к берегу мы возвращались уже вместе. Я рассказала Дари о грозившей ей опасности, и сестра, всхлипнув от запоздалого страха, подставила мне плечо, помогая плыть. Вечером гувернантка нажаловалась отцу, и он долго отчитывал меня за глупость. С тех пор я запомнила, как коварны могут быть течения, но, похоже, так и не научилась соизмерять риск и не влезать в неприятности, пытаясь помочь сестре.

У одной из маленьких площадей канал расширялся, и течение ослабло, позволив сделать последний отчаянный рывок и наконец достигнуть поверхности. Скованное судорогой тело окоченело настолько, что мне с трудом удалось вдохнуть. Я надсадно закашлялась, сплевывая мутную воду.

Сквозь слипшиеся ресницы я различила яркие пятна огней: на площади раскинулась ярмарка, слышались голоса, музыка, смех. У моста, спиной к воде, стояли два законника. Я попыталась закричать, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Течение протащило меня дальше, безумно близко, но недосягаемо далеко, унося в переплетение каналов и улиц, выбросив лишь в нескольких кварталах от площади на чьей-то тихой и безлюдной пристани.

Я выползла на мостовую в конце узкого переулка, выходившего прямо к воде. Ноги и руки не слушались, меня била крупная дрожь. Я совершенно не понимала, где нахожусь и как вернуться обратно. И Дари… она могла быть в опасности.

А самое худшее, что я ослушалась Паука. Я, заключенная, которая должна была находиться под постоянным наблюдением, оказалась вдали от своего надзирателя. И это могло бы считаться побегом. А наказание за побег в Бьянкини было одно: незамедлительная казнь.

От этой мысли меня затрясло еще сильнее.

Внезапно по телу, по мокрому разодранному платью, пробежал луч света. Он ослепил меня, и я вскинула руку, прикрывая глаза.

– Здесь! – раздались чьи-то крики. – Она здесь!

По брусчатке загремели тяжелые шаги, и я прекрасно понимала, кто это.

Ко мне бежал главный дознаватель, а за его спиной виднелись силуэты четверки законников с фонарями.

* * *

Я в панике вжалась в стену. Они неслись на меня – топот множества ног отражался от стен переулка, рождая пугающее дробное эхо. Фонари, покачивавшиеся в руках законников, искрились, словно глаза черных призрачных гончих. Свет бил Пауку в спину, и зловещая черная тень ложилась на мостовую, подбираясь все ближе и ближе, заслоняя собой все.

Я скорчилась на мокрых камнях, закрыла руками голову и приготовилась к худшему.

Не сбавляя шага, главный дознаватель практически рухнул передо мной. Пальцы больно впились в плечи. Я с трудом подняла голову. Лицо Паука в переменчивом контрастном свете показалось мне искаженным от ярости.

– Я не пыталась сбежать. – Слова, быстрые, сбивчивые, вырывались с хриплым присвистом. – Господин главный дознаватель, лорд Эркьяни, я не пыталась сбежать, я не хотела… это было… я не пыталась сбежать…

Горло свело спазмом. Я вцепилась в рукава его кителя едва гнущимися от холода пальцами и посмотрела на него с отчаянной мольбой.

– Я не… Меньяри… он… Дари… Дарианна… он…

Мрачный взгляд заставил меня замолчать на полуслове.

– Он тебя трогал? – глухо и низко прорычал Паук.

Я помотала головой, не вполне уверенная, что же он хотел услышать. Витторио касался меня, пытаясь подчинить, но он был достаточно осторожен, чтобы не оставить ментального следа, который можно бы было считать.

Главный дознаватель сжал руки в кулаки и поднялся на ноги. Я попыталась встать вслед за ним, но окоченевшее тело отказалось слушаться. Сознание на мгновение помутилось, и следующим, что я увидела, была неумолимо приближавшаяся брусчатка мостовой. Я внутренне сжалась, приготовившись к удару, но Паук поддержал меня, не давая упасть.

Он вдруг оказался близко, слишком близко. Прижал меня к себе, едва не касаясь обнаженной кожи, и я отчаянно дернулась назад, вырываясь из этих почти объятий, потому что это было совершенно неприемлемо, опасно и против всех правил. Главный дознаватель разжал руки, отпуская меня.

Я замерла у стены, тяжело, надсадно дыша. Рывок отнял слишком много сил. Проследив за потемневшим взглядом Паука, я заметила, что порванное платье сползло с плеча и широко распахнулось, открывая грудь. Нужно было как-то прикрыться, но я не могла даже поднять руку. Только стоять вот так – полуобнаженной и уязвимой – и смотреть в желто-карие глаза в нелепой надежде, что Паук не причинит мне вреда.

– Господин главный дознаватель… – Один из законников приблизился, привлекая внимание Паука.

Я не успела даже поднять голову. Паук торопливо содрал китель и набросил его на мои дрожащие плечи, прикрывая разорванное платье. Резко развернувшись и заслонив меня спиной, он рявкнул на побледневшего законника: