а затем снова из-за них показывается. Я понимаю, что она всерьез раздумывает над вопросом, и мне это нравится.

– Боюсь, мы не сойдемся в этом вопросе. Стая Джейкоба. Эдвард для меня слишком депрессивный, настоящий герой мелодрамы. И слишком белый. Словно мертвый.

– Он и есть мертвый, дорогая.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Мы еще долго продолжаем в том же духе, в итоге теряя счет времени.

– У тебя есть какие-нибудь странные или смущающие привычки? – спрашивает она.

Я кривлю лицо, глядя прямо вперед:

– В каком-то роде да… Только не смейся, ладно? Каждый раз, когда мне неловко, я испытываю острую необходимость отпустить пошлую шутку. Мне всегда кажется, что это разрядит обстановку, вот только…

– …становится еще хуже, – со смехом заканчивает она.

– Именно. Ладно, теперь моя очередь. С какой знаменитостью ты бы хотела переспать?

Она спрашивает, только ли одного человека можно выбрать, и я киваю. Этот ее вопрос вызывает у меня улыбку: я бы и сам это уточнил.

– Определенно с Эшли Грэм. Как бы я ни обожала Эмму Уотсон, но она точно самая сексуальная девушка в мире.

– Я тоже! – в шоке вскрикиваю я. – Эта дамочка бомбически горяча!

– Руки прочь, я приметила ее первой.

Я улыбаюсь уголком губ и рукой обхватываю ее за плечи, притягивая к себе. Она не сопротивляется и обнимает меня за талию.

– Как насчет тройничка?

– То, что я бисексуалка, не значит, что мне нравится секс втроем, придурок.

– Я знаю…

– И тем не менее я в деле, – улыбается она и дает мне пять.

Как ни странно, за один вечер я узнаю о ней больше, чем за все то время, что мы знакомы. Теперь я знаю, что она ненавидит опаздывать, что она могла бы умереть за черничные кексы, что она не может заснуть без музыки и что знает бессметное количество старых фильмов.

– Откуда у тебя эта любовь к классическому кино?

Она молчит так долго, что я начинаю думать, что перегнул палку. Не отрывая глаз от земли, Зои наконец произносит:

– От моей бывшей. Сара заставляла меня их пересматривать.

Пару секунд я колеблюсь, а затем задаю вопрос, который вертелся у меня в голове уже несколько недель:

– Что произошло?

Взвесив все за и против, она бормочет:

– Она меня бросила. Почти как отец.

Она уже не в первый раз говорит о своей неблагополучной семье. Я прекрасно понял, что в ее жизни все было не идеально, тем не менее еще смутно представляю детали. Но она не хочет об этом говорить, как минимум со мной, и я не могу ее за это винить.

Она вдруг кажется такой уязвимой, что я решаю тоже поделиться чем-то личным.

– Понимаю… Я не помню ни одного момента в своей жизни, когда я не был бы абсолютно счастлив.

Она искоса одаривает меня злобным взглядом:

– Надеюсь, что для твоего же блага дальше последует «но», потому что это ни разу не утешает.

– «Но»… мне знакомо то чувство, когда тебя бросают. Моя мать меня не хотела. Я знаю это, потому что, когда мне было двенадцать, спросил у родителей. Ребенок ты, взрослый – такое больно слышать. Она бросила меня не потому, что была слишком молода или бедна, – она просто меня не хотела. Попробуй пожить с мыслью, что тебя не хотели…

Черты ее лица смягчаются. Она на меня смотрит, по-настоящему смотрит. Я понимаю, что никогда прежде ни с кем не делился тяготящей меня болью.

Но Зои из тех людей, с которыми хочется быть искренними.

– Не знаю, что хуже, – бормочет она, отводя взгляд, – когда родители бросают тебя, потому что ты был нежеланным ребенком, или когда они, несмотря на это, тебя оставляют.

Нам вторит лишь зимний ветер. В итоге она тихонько признается:

– Я просто хочу… чего-то постоянного. Понимаешь? Чтобы хоть раз со мной что-то осталось.

Я замираю на месте, не сводя с нее глаз. Она вопросительно на меня смотрит, и я широко улыбаюсь:

– У меня просто гениальная идея. Ты мне доверяешь?

– Эм, нет.

Я игнорирую ее ответ, продолжая улыбаться, и беру ее за руку. Зои еще какое-то время ругается, но я говорю ей прибавить шагу, чтобы успеть до закрытия салона. Мы берем напрокат по велосипеду и, смеясь, устраиваем гонку. Благодаря своей физической подготовке я намного ее опережаю, но она, кажется, не возражает.

Едва не сбив парочку пьяных пешеходов, мы наконец доезжаем до места назначения. Зои, слава богу, понимает мою задумку не сразу, поэтому мы успеваем припарковать велосипеды. Когда же мы почти доходим до нужной витрины, она вдруг замирает и широко распахивает глаза.

– Ни за что! – кричит она и пятится.

Я вытягиваю руку, намереваясь схватить ее, но она к этому моменту уже убегает. Я смеюсь и тут же ловлю ее. Она вырывается, кричит, что кастрирует меня, а я наслаждаюсь тем, как ее тело прижимается к моему, после чего поднимаю и перекидываю через плечо.

Не стану повторять те слова, которыми она меня называет.

– Ну же, чуть больше храбрости! Тем более что этот пункт есть в списке.

– Я сказала «нет»! Отпусти меня!

Я повинуюсь и опускаю ее на ноги. Ее щеки раскраснелись, а косички растрепались. Господи, какая же она красивая.

– Ты хотела чего-то продолжительного, чего-то такого, что останется, – объясняю я. – Что может быть лучше татуировки?

Она молча сверлит взглядом витрину салона. Спустя невыносимо долгую минуту Зои глубоко вздыхает и распрямляет скрещенные руки:

– Знаешь что? Ты прав.

Я довольно киваю и уже собираюсь открыть дверь, как вдруг она меня останавливает:

– Но при условии, что ты тоже это сделаешь.

Моя улыбка тут же исчезает. Я смотрю на нее в ожидании, что она скажет, что это шутка. Этого не случается. Она довольствуется тем, что терпеливо ждет, вызывающе приподняв одну бровь.

Черт. Как мне сказать ей, что я до смерти боюсь иголок, и не показаться тряпкой?

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Ну как же так, Оби-Ван… Неужели мы боимся? – дразнится она.

– Это тут ни при чем, я взрослый человек двадцати двух лет, который…

– Джейсон.

– …до ужаса боится иголок. Умоляю, Зои, не заставляй меня этого делать.

Она весело улыбается:

– Я не буду тебя заставлять. Но либо мы делаем это вместе, либо не делаем вообще.

Какая же она восхитительная дрянь.

Вот так, дорогие друзья, мы и докатились до того, что лежим на животе, пока над нами нависают татуировщики. По итогу долгих уговоров Зои пообещала все время держать меня за руку.

Без комментариев.

– Он у нас неженка, – объясняет она тому мужчине, что достался мне.

Я не имею ни малейшего понятия, что он будет рисовать на моей коже. Мы с Зои заключили соглашение: я выбираю ее татуировку, а она – мою. Сначала она была настроена несколько скептически, но мне удалось ее убедить. Никогда бы не подумал, что это возможно.

– Еще жив? – шепотом спрашивает она, когда игла прокалывает мою правую ягодицу.

Только не смейтесь. Это вообще не смешно. Я и не знал, что в этом месте моя кожа такая чувствительная. Моя сообщница бросает взгляд через плечо и оценивает мой голый зад. Ее тихое посмеивание абсолютно не успокаивает.

Вопреки моим ожиданиям, это оказалось не так уж и больно. Пока я не смотрю, все в порядке. Поэтому я сосредотачиваю внимание на Зои, которая, подперев щеку рукой, пристально смотрит на меня в ответ. У нас происходит молчаливый диалог. Я вдруг понимаю, что мы разделяем очень интимный момент, и от этого у меня сводит живот.

Мы, блин, делаем татуировки!

– Вот и все.

Ее рука выпускает мою, и Зои встает, не решаясь посмотреть на татуировку на своем предплечье. Я тоже поднимаюсь на ноги, чувствуя, как болит задница, и надеваю штаны. Мы единодушно ждем момента, когда останемся одни, чтобы только тогда взглянуть на результат.

Я