Джими брал от жизни все. Это была двадцатичетырехчасовая вечеринка на Кортфилд-роуд. Много новых лиц прижимается к нему вплотную. Художники, модельеры, оккультисты с третьим глазом, актеры, трущобные аристократы, помешанные на диете манекенщицы, уличные фокусники, старые бездельники с фотоаппаратами, которыми они не умеют пользоваться, и двухместными машинами, на которых они не умеют ездить.

У Джими передоз всего этого. Он так вознесся благодаря своей удаче, что даже не хочет спускаться. Думает, что все это только его заслуга.

Когда Джими забрал у Чеса пластинку Are You Experienced, он позвонил Брайану и настаивал, чтобы тот пришел. Брайан появился рано утром со своим приятелем Стэшем: настоящее имя – князь Станислав Клоссовски де Рола, барон де Ватвиль, сын графа Бальтазара Клоссовски де Рола, одного из величайших художников века. Стэш проще.

Джими лишь смутно слышал про Стэша, он был одним из тех лондонских хипстеров, о которых все говорят, что они кле-е-евые, детка. Один из самых близких друзей Брайана и Аниты, Маккартни и Леннона, Мика и Кита, Роберта Фрейзера и Кристофера Гиббса, Эрика Бердона и Пита Таунсенда, Тары Браун и Марианны Фейтфулл.

Стэш – это педантично самореализовавшийся пижон, одетый в шелк и бархат, старинные кружева и атласные накидки, стилизованные в лучших школах Берна, Женевы, Парижа, Рима, Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, увлекающийся коллекционированием пластинок Элвиса и верховой ездой, игрой на барабанах с безумным Винсом Тейлором и тусовками в Каннах с Феллини. Доверенное лицо сэра Дэвида Напли, близкий друг французского писателя и алхимика Эжена Канселиета, ученика легендарного Фулканелли. Завсегдатай Ad Lib и Speakeasy. Он дал интервью в журнале Rave о своем новом пиджаке подзаголовком «Из Дамаска, а не с Карнаби-стрит». «Я бы никогда не стал носить одежду, которую все остальные могли бы достать. На самом деле, я только что купил “новое” пальто, сшитое в 1718 году. Это единственная вещь, которая мне понравилась». Короче, с ним все понятно.

Вечером у Джими Стэш появляется в шубе из кенгуру, которую ему только что подарил Брайан. Именно ее Брайан надел для обложки Between The Buttons. Ранее в тот же день пара ворвалась в бутик на Кинг-роуд, принадлежащий Оле Хадсон, невероятно красивой чернокожей американской танцовщице и дизайнеру, вышедшей замуж за английского графического дизайнера Энтони Хадсона. Брайан и Стэш тусовались вместе с Олой, курили, возились с ее двухлетним сыном, Солом, которого вскоре переименуют в Слэша, и оценивали старинные наряды, «которые мы будем носить как кители», – серьезно объяснил Стэш Джими.

Увидев, как в глазах Джими мелькнул огонек, Стэш тут же предложил ему поменяться одеждой, но Джими хотел поскорее включить Брайану его альбом. Джими запускает проигрыватель, увеличив громкость до предела. Брайан, крепко зажмурившись, цепляется за необычность звуков, видя картинки в словах… «Солнце не проникает в мои окна, я чувствую себя так, словно живу на дне могилы…»

Стэш ушел в себя. «Джими, это же прекрасно, дружище, – ошеломленно говорит Брайан. – Так правдиво. Откуда ты это берешь, приятель?»

Джими таинственно и ликующе улыбнулся. Джонси закатил глаза, Стэш понимающе кивнул. Ночь плавала в предрассветной дымке. Брайан, обкуренный, щебетал о «существенном сходстве» между елизаветинскими балладами и Робертом Джонсоном.

За два дня до выхода альбома, в мае, Брайана и принца Стэша арестовали по обвинению в употреблении наркотиков. Ничего выдающегося. Кокаин. Но они оба клялись, что это дерьмо подбросили копы. Они отделались формальностями. Магистраты Западного Лондона не называли полицейских лжецами, но позволили известным парням выйти незапятнанными. На этот раз. Чуваки из его круга смеются, когда Стэш получает выговор от своего собственного адвоката, сэра Дэвида Напли: «Но, сэр. Вы же джентльмен. Что вы делаете с этими ребятами?» Стэш совсем расклеился из-за того, что у него отобрали паспорт, лишив возможности лететь в Лос-Анджелес к своей шестнадцатилетней невесте Ромине Пауэр.

Брайан пришел к Джими. Опустошенный. Разбитый вдребезги. «Мои ебаные адвокаты сказали мне держаться подальше от Стэша! – закричал он. – Они даже не хотят видеть меня рядом с Stones». Джими угостил его сладким чаем и мощным успокоительным. Брайан сломался, чувак. Джими не мог до конца принять этого. Брайан так подавлен. Сломлен. Подорван.

И совсем другая история, когда Джими приезжает в Калифорнию через две недели на фестиваль Monterey Pop, приглашенный лично Полом Маккартни как часть британского контингента, также включающего The Who, Эрика Бердона и The Animals. Это был первый раз, когда Джими вернулся домой с тех пор, как он изменил свое имя и придумал совершенно новое прошлое. Он рад, но насторожен. Никто не знает Джими в Америке. Джими теперь англичанин.

Брайан летит с ним первым классом из Хитроу в аэропорт Кеннеди, рядом с ними сидит Эрик Бердон. По пути Брайан рассказывает Джими всю подноготную. Американские цыпочки, чувак, совершенно другая публика, ты понимаешь? Как будто Джими этого не знал. Джими расслабился, подыгрывая ему: типа, Брайан, ты крут, никто с тобой не сравнится, а английский акцент американские цыпочки обожают особенно.

Джими и Брайан. Солнце и луна. Суша и море. Братья, родившиеся с разницей в девять месяцев: Брайан – старший, а позже и первый, кто ушел. Правая рука, левая рука. Черное и белое. Равные. Почти.

Они добрались до Нью-Йорка, где Джими, психоделическая суперзвезда, внезапно снова станет просто Джимми, обычным ничтожеством. По дороге из аэропорта подозрительный белый водитель лимузина нервно следил за черным парнем в зеркале заднего вида; взъерошенная старая вдова в отеле Chelsea приняла цветного мальчика в алом кителе за посыльного и приказала ему отнести ее сумки; Джими растворился в Джимми, утратив легкость и веселье. Брайан и Эрик нервно кашляли у стойки регистрации.

Вечером Джими снова оказался среди своих. Проверил клубы в Виллидж, старые места, где он обычно зависал, и новые заведения, которые появились в его отсутствие. В какой-то закусочной он представился Фрэнку Заппе и его группе The Mothers of Invention. Фрэнк, который знал все, знал и о лондонском успехе Джими, пригласил его к себе домой. Но вместо безумной тусовки, которую представлял себе Джими, он увидел, что жена Фрэнка Гейл готовит ужин. Это не помешало ему в тот вечер встать и сыграть вместе с The Mothers, Заппа сидел в стороне и наблюдал за игрой Джими, молча взвешивая и оценивая…

Дальше Джими отравился в Cafe Au Go Go – место, с которым связано столько воспоминаний, хороших и плохих, – где Ричи Хейвенс играл сет. Ричи вспомнил Джими как полуночного молниеносного мальчишку, который в прошлом году так поразил гитариста Майка Блумфилда, что тот два дня не мог встать с постели. Ричи суперкрутой, хлопает Джими по спине и говорит, как счастлив услышать о приключениях мальчика в Лондоне. Джими рассказывает, все еще думая о новой примочке, которую подарили ему The Mothers – его первая педаль wah-wah. Предвкушает, как эти коты в Лондоне увидят ее в деле.

Затем… ранний подъем. Затем… Монтерей. Калифорния, детка! Надо вставить цветок в волосы…