— Черт…

— Что это такое?

— Туберкулис перенис. Лесной корень, который когда-то выращивали в пещерах вдали от света и долго варили на малом огне в воде с уксусом, чтобы размягчить. Римляне и друиды утверждали, что этот корень лечит невидимые раны и прогоняет чуму.

— Ну и в чем тут проблема?

— А в том, что этот корень прекратили выращивать еще в пятнадцатом веке. Сейчас существуют только несколько высохших клубней, и они находятся в музеях. А этот клубень почти свежий. Если добавить это к отсутствию современной медицинской помощи, следам сажи в легких и ночному зрению, мы заходим в тупик.

— Почему?

— Потому что, если бы я просто сложил вместе по правилам науки части той картины, которая оказалась у меня перед глазами, мне бы пришлось сделать вывод, что перед нами труп человека, который прожил большую часть своей жизни во второй половине Средних веков.

Стентон выключает запись и срывает с себя наушники.

— Этот дурацкий труп меня уже начинает доставать!

— Меня тоже.

Звучит сигнал: центрифуга только что закончила сепарировать кровь Калеба. Стентон выхватывает одну пробирку из резервуара машины и взбалтывает содержимое. Потом он выливает немного этой жидкости на несколько тонких стеклянных пластинок и кладет их, одну за другой, под линзы целой батареи фотонных микроскопов. В зале повисает мертвая тишина. Линзы то выдвигаются из своих гнезд, то возвращаются назад. В комнате раздается гул: это загудели потоки фотонов. Приборы начинают бомбардировать частицами кровь Калеба, чтобы определить, из чего она состоит. Когда они закончили работу, Манкузо и Стентон капают на каждую пластинку реактив, который должен выделить один из элементов крови, заставив его вступить в химическую реакцию и окраситься в яркий цвет.

Снова звучит сигнал центрифуги. Принтер выплевывает распечатку длиной в метр. Манкузо задумчиво ее читает. Потом, под треск помех в наушниках микрошлема, он диктует результаты:

— Цель: анализ крови геттисбергского убийцы. Кровь сильно подверглась разложению. Сахаров мало или совсем нет. Фрагменты эритроцитов, их количество намного меньше среднего значения. Фрагменты лейкоцитов, их количество больше нормы. В пробах не обнаружено никаких следов обычных в наше время лекарств, например аспирина или противовоспалительных средств. Никаких следов успокоительного и обезболивающего, ни одной молекулы медикаментов, применяемых в психиатрии. Как и можно было предположить на основании предыдущих исследований, в крови нет никаких следов антител к привычным для современных людей вакцинам. Значит, у него не было иммунитета ни против одной современной болезни. Наоборот, мы отмечаем присутствие антигенов типа F1.

Стентон смотрит на Манкузо так, словно тот сказал, что геттисбергский убийца — далекий родственник инопланетянина, потерпевшего крушение возле города Розуэлл. Он кладет ладонь на микрофон, чтобы его слова не были зарегистрированы, и спрашивает:

— Ты в своем уме?

Манкузо так глубоко задумался, что вздрагивает от этих слов.

— А? Что ты говоришь?

— Ты сейчас сказал, что обнаружил у него антиген F1. Ты что, напился? Или у тебя начинается депрессия?

— Ни то и ни другое. Там есть антиген F1. Я это утверждаю.

Манкузо протягивает Стентону лист из распечатки, тот вырывает бумагу у него из рук и внимательно читает, а потом записывает:

— Коронер Стентон подтверждает: никаких следов современных химических загрязнителей, никаких следов медикаментов, никаких антител, появившихся в результате вакцинации. Единственное исключение — антигены F1, которые возникают при продолжительном контакте с бациллой Иерсиния.

— Иначе говоря, с бациллой чумы.

Стентон лихорадочно готовит еще один образец крови и добавляет в него каплю осаждающего вещества. Снова наступает тишина: коронеры смотрят на результат. Потом раздается голос Стентона:

— Присутствие бациллы Иерсиния подтверждается. Бацилла активная. Этот человек был здоровым носителем чумы — сам имел к ней иммунитет, но был очень заразным.

Пока Манкузо прокручивает на центрифуге другие образцы, Стентон проверяет герметичность своей защитной маски, готовит еще одну пробу на тонкой пластинке и добавляет несколько капель чистого глицерина. Какое-то время он молчит, внимательно рассматривая результат в микроскоп. По мере того как предмет исследования увеличивается в размере, глаза коронера раскрываются все шире.

— Реакция через тридцать секунд после начала опыта. Следовательно, перед нами разновидность бациллы Yersinia pestis, вызывающая ускоренное брожение глицерина. Я делаю вывод: это чума, штамм континентальный, бацилла центральноазиатского происхождения.

Манкузо, который, прижав глаза к микроскопу, рассматривал другой образец, куда он только что добавил несколько капель раствора нитрата, бесцветным голосом объявил:

— Отмечена сильная реакция нитрата в присутствии изучаемой бациллы. Мы констатируем быстрый распад нитрата с образованием нитрита и выделением азотистой кислоты, которым сопровождается дыхание активной бациллы. Я делаю вывод, что это бацилла чумы, континентальная, штамма Antiqua. То есть перед нами возбудитель римской бубонной чумы, которая почти уничтожила население средиземноморских стран в шестом веке после Рождества Христова.

— Какой чумы? — переспросила Мария.

— Той, которая вызвала первую великую эпидемию в истории, дорогая Паркс. Это было великое бедствие времен императора Юстиниана. Прославленный писатель и историк Прокопий, живший в те времена, писал, что эта болезнь едва не уничтожила весь человеческий род.

Стентон, который, наклонившись над третьей пробой, изучал последний образец, прервал рассказ Манкузо и дрожащим от волнения голосом объявил:

— Подтверждено присутствие бациллы второго типа. И черт побери, Манкузо, это Иерсин-2! Бацилла континентальная, вызывает брожение глицерина. Но незаметно никакого распада нитрата и никакой реакции на концентрированный раствор мелибиозы. Я утверждаю, что это второй вид бациллы Иерсиния. Бацилла континентальная, относится к типу Medievalis.

— О господи! Великая черная чума.

Манкузо достает свой мобильный телефон, чтобы позвонить директору ФБР. Мария Паркс, у которой кружится голова, в это время глядит на Калеба. Ей кажется, что его раздробленное и искромсанное лицо улыбается в искусственном свете неоновых ламп.

Папа поднимает стакан и выпивает глоток воды. Вкус земли исчез из его рта. Он снова начинает говорить, и его голос звучит устало.

— Через несколько часов после того, как ученики Януса украли тело Христа, человек по имени Иосиф из Аримафеи нашел у подножия креста один из гвоздей, которые были использованы при пытке. Этот гвоздь был весь в крови. Иосиф завернул его в кусок полотна и спрятал в своей тунике.