Они стреляют в своего товарища, пули проходят сквозь тело, но движутся медленнее обычного, как пчёлы, мечущиеся по комнате. Я пригибаюсь, бросаюсь вперёд, переворачиваюсь через голову и стреляю во врагов почти в упор, мои пули попадают только в одного, тот наклоняется и наставляет на меня ствол оружия. Второй делает то же самое. Я вскакиваю с резким выкриком. Ударом ножа отвожу автомат первого бойца и бью его рукоятью пистолета в челюсть, одновременно моя нога летит в голень второго. Первый боец падает, второй сгибается.

И тут я увидел его, мага. Он казался горячим, но не как огонь, а как чёрный уголь в костре, как раскалённая дверца печи. Его руки в полуметре от меня, но я чувствую их жар. Сбоку появляется ещё один бунтовщик, который держит в руках какой-то старый ППШ или «томпсон».

Я попытался выстрелить в мага, в обойме ещё три патрона, но он, ещё быстрее меня, взмахнул рукой – и мой безотказный зачарованный «стечкин» замолчал! Я бросаюсь вперёд, чтобы оказаться на одной линии с магом и тот, другой, с ППШ, не рискнул стрелять.

Руки мага, горячие, как раскалённое железо, упираются в мои ключицы, а я бью его ножом, бью. И вдруг вижу серебряный высверк стали, и голова мага летит в сторону. Ещё один взмах – и солдат с ППШ падает. Жара нет! Господи, как же хорошо! Я проваливаюсь в забытье.

Жара нет, спал, вокруг гуляет прохладный сквозняк. Я лежу на холодном камне, но чувствую, что это не земля, а каменный выступ в огромной пещере. Я кое-как поднимаюсь, вокруг почти ничего не видно. Позади мелькает что-то белое. Кто-то идёт, я вижу девушку в белом платье. Одежда на ней вся изодрана, испачкана, на разрывах запёкшаяся кровь. Девушка, танцуя, подходит ко мне. Это Лика. Она целует меня в губы и говорит:

– Прости, братец.

Толчок в грудь и полёт вниз. Я падаю в котёл с раскалённой жидкостью – кипящей кровью, я чувствую её запах, чувствую лопающиеся пузырьки вокруг тела. Я кричу, но, нащупав стенку гигантского котла, толкаю её плечом. Плечо пронзает совсем уж жуткая боль, но котёл все-таки переворачивается…

Я лежу в луже холодной крови, а над головой слышится мерзкий смех. Надо мной стоит высокий худой человек в чёрной одежде, с длинным носом и удлиненным подбородком. Лицо напоминает клюв хищной птицы. Я поднимаюсь, кипя от злости. Запускаю руки за спину, прямо как Коля Викинг, и вытаскиваю меч. Длинноносый смеётся ещё громче. Меч-то весь изъеден ржавчиной. Но я всё равно бью остриём его в грудь, и меч рассыпается рыжей пылью. Носатый смеётся противным женским смехом, аж за живот держится. Тогда я бью его ещё раз. Осколок металла, оставшийся у самой рукояти, вошёл в плоть. Носатый перестал смеяться и удивлённо посмотрел на меня. Моя рука дёрнулась вперёд, пальцы сомкнулись у него на горле, и я вырвал его кадык. В глаза ударила чёрная едкая кровь. Я закричал.

Я закричал, в глаза ударил яркий свет. Чьи-то руки упёрлись в грудь, мощная фигура загородила дыру, через которую бил свет. Перед глазами плыли жёлтые и белые пятна, но мне всё же удалось разглядеть пошарпанные дырявые стены с осыпавшейся штукатуркой и лицо своего зама, Загорного.

– Пить, – попросил я, во рту будто две наждачки тёрлись друг о друга.

В рот ткнулось металлическое горлышко, я всосал полфляги, сделал паузу и выпил остальное. Стало легче. Но почему-то жутко заболела левая голень.

На улице раздался взрыв, мощнее и громче предыдущих взрывов.

– Попали! Попали пушкари, – долетел по рации радостный голос Иглы, – прямо в безоткатку.

– Хорошо, – ответил Саша по рации и мне пояснил: – Она теперь на крыше.

– Ну рассказывай, – полуприказал-полупопросил я.

– Прошло два часа, мы отбили три атаки. Салим и Борис погибли.

– Бл*ть!

– У Вадима термическое поражение печени и селезёнки, началось внутреннее кровотечение, я не успел помочь. А Боря погиб в первой атаке, сразу как ты вырубился, а Колька добил того мага, налетели какие-то левые бойцы, с ходу в здание прорвались, но их уговорили. У Коломийцева убитых нет, но четверо раненых: он сам, маг, пулемётчик и автоматчик.

– Группы, считай, нет, – подытожил я.

– Да, кстати, мага Димана выбил тот же урод, что и Салима уговорил. Гаврик пытался с ним потягаться, но не получилось, вымотался он после шаровой молнии. Сейчас сидит, по амулетам пушкарей корректирует. Весь никакой, бледный, щёки впали, два раза носом кровь шла. Во второй атаке тоже парочка магов была, он нас прикрывал, хотя нам и так повезло.

– То есть?

– Да эти придурки попёрлись прямиком через ворота толпой, а тропинка узкая, вот их пушкари и положили десятка полтора за раз. А в третий раз уже безоткатки появились.

– Что Осипов?

– Держится капитан. О, – Саша прислушался, – пушки замолчали.

Я встал, пошатываясь, подошёл к окну, аккуратно выглянул, но тут же зажмурился. Ё-моё, ещё минимум полчаса надо ждать, пока глаза перейдут на дневное зрение.

– Мы на четвёртом этаже, – сказал Сашок, работая моими глазами, – уроды цепочкой жмутся поближе ко рву и крепостной стене, наши не хотят её стрельбой портить. Только что безоткатку рванули. Игла на шестом этаже, Колька на пятом с Гавриком, у них пулемет.

– А чего у тебя на плече? – спросил я, щурясь. – ппш, что ли, трофейный или «томпсон»? Нет, стой, ручка под стволом, значит, «томпсон».

– Нет, – Саша прямо-таки лучился от самодовольства. – Это «Защитник» из ЮАР.

– Из ЮАР? Первый раз слышу про такую оружейную фирму.

– Я тоже, какая-то африканская вроде бы. Только это не автомат, а дробовик, двенадцать миллиметров, десять зарядов. Хорошая вещь, уже проверил в деле. Кстати…

Мой зам порылся за пазухой и протянул мне «стечкина».

– С ним всё в порядке, только на замедлителе пружины что-то со смазкой было, наверное, маг начудил, я разобрал и собрал. Всё нормально, хороший пистолет.

– А то, – сказал я с улыбкой, – спасибо тебе. Кстати, пленных не взяли?

– Да взяли двоих, с ними Игла немного поразвлекалась в перерыве, а потом ликвидировали. Ничего толкового они не сказали.

– Ясно, – сказал я, потирая лицо, – слушай, пока тихо, пожрать ничего нет?

– Там, в соседней комнате, трофейные банки.

– Спасибо.

Есть хотелось просто жутко, хотя это обычное дело после, хм, как говорил отец, форсированного режима. Даже немного стыдно, ведь свои погибли, но, с другой стороны, если бы убили Викинга или Гаврика, я переживал бы гораздо больше. Салим всё-таки новенький, а Боря не из Спортзала, а из деревни к нам попал. Их убили, но они знали, на что шли, пусть им ТАМ будет лучше.

В соседней комнате, которая когда-то была ванной, судя по осколкам кафеля на полу и стенах, располагался ветхий столик раза в три старше меня. На нём стояли три банки тушёнки и банка сгущёнки. Всё это было съедено мною минуты за полторы, я как раз заливал в рот остатки сгущёнки, когда меня позвал Заторный.