Облавы, устраиваемые работниками ГАИ, лишь на короткое время отпугивали «ночных бабочек», мотыльками летевших на свет фар, особенно фур с надолго оторванными от жен, сексуально озабоченными и денежными дальнобойщиками. Там были «кошки», оказывавшие платные интимные услуги, без особой страсти и азарта. А сейчас рядом свеженькая, непорочная, кровь с молоком девица. Именно такая в меру строптивая и зажигает кровь, возбуждает азарт охотника, усиливающий остроту наслаждений.

Оценивающе поглядел на притихшую девушку. Лицо, еще не испорчено косметикой, нежное, словно персик, упругая, а не вялая, как у мятых-перемятых путан, грудь, красивые ножки и колени. Глупо упускать шанс и потом упрекать себя за нерешительность. Конечно, опасность заразиться СПИдом или «букетом» других болячек от плотских утех, вынуждает быть осторожным. Но Марина еще неискушенная, чистая без «экзотики».

Он взглянул на свою спутницу, подметил ее нежный профиль. Девушка сидела молчаливая, в оцепенении, устремив взгляд в ветровое стекло. «Черт возьми, очень свеженькая и соблазнительная, кровь ударила в виски, – подумал он, не в силах одолеть схватившее его желание и, словно оправдывался перед кем-то.– «Ладно, на этой все, завяжу. Нет больше сил сдерживать свои желания».

И после уже привычной внутренней ломки, его охватил холодный трезвый расчет и азарт охотника, почуявшего близкую и желанную добычу. Жалость, лишь на миг проснувшаяся в нем, угасла. Антон попытался скрыть свое волнение.

– Куришь? – протянул он девушке распечатанную пачку “Kent”. Марина отрицательно покачала головой.

– Правильно, он прикурил и небрежно бросил пачку рядом с сиденьем. Табак портит цвет лица, делает его желтым, как у китайки. А у тебя личико премиленькое, нежное, как персик.

Она не отреагировала на комплимент.

– Может, выпьешь? – Антон достал плоскую бутылку коньяка. – Хлебни из горла, стакана нет. Не бойся, я не заразный. Согреешься, а то совсем озябла. Того гляди, простудишься, воспаление легких схватишь. Будешь потом меня проклинать, мол, не согрел, не утешил. Ну, не робей, крошка.

– Нет, – с неожиданной решительностью отстранила она рукой бутылку, выплеснув коньяк.

– А ты, оказывается, кошечка с коготками. Я люблю таких, диких недотрог, – произнес он с азартом. Резко свернул с трассы на проселочную дорогу, ведущую к небольшой рощице на пологом склоне. Он давно приметил это укромное местечко, безлюдное и тихое.

– Куда вы? Что вы делаете? – воскликнула Марина, пытаясь слабой рукой вывернуть руль.

– Не шали, глупая, успокойся, – он грубо отбросил ее на сиденье. – Не таких краль обламывал, превращал в послушных овечек. Потерпи, лапочка, тебе будет хорошо…

Девушка хотела на ходу открыть дверцу, но он крепко обнял ее правой рукой, сковав движения.

– Что вам от меня надо?! – в отчаянии закричала она.

– Глупый вопрос. Ты что, маленькая, не знаешь, что темпераментному мужчине надо от такой очаровательной девушки? – засмеялся он. – В твоем возрасте пора бы уже знать. Запретный плод всегда слаще…

– Дяденька, родненький… Я умоляю, не троньте меня, – по ее лицу, смазывая с ресниц тушь, текли слезы. – Я вам все отдам, только не троньте…

Марина поспешно раскрыла сумочку, протянув ему смятые купюры.

– У меня таких бумажек… – презрительно скривился он, – куры не клюют…

Она еще раз попыталась вырваться, но безуспешно. Проехав в глубину рощи, Антон остановил авто, загасил огни.

– Приехали, – положил он широкую ладонь на ее теплое колено и вкрадчиво произнес. – Деточка, Мариночка, что ты, как не родная. Дрожишь, словно заячий хвост, не бойся, все будет хорошо, испытаешь кайф. Еще благодарить будешь, сама не отлипнешь. Стоит только раз попробовать…

– Не хочу, не хочу, отпустите меня! – взывала она к его жалости, но водитель был непреклонен:

– С каждой девочкой это рано или поздно происходит. И лучше раньше, чем никогда.

– Не надо, не хочу, мой жених в армии служит, я обещала ждать, – защищаясь руками, Марина прижалась к дверце. – Зачем вам грех на душу брать?

– Пусть салага служит и в ус не дует. Я тоже служил, а моя краля через полгода замуж выскочила, – он зло выругался – Все вы, как кошки. За импортные шмотки, побрякушки готовы не только тело, но и душу продать. Ты тоже такая. Для кого бережешься, глупая? Живи в свое удовольствие, пока молодая. Бери от жизни все, что подвернется. Давай по-хорошему, лапочка, без крика и слез, всего один разочек и никто не узнает? Я тебе сам заплачу и к самому дому с шиком подвезу, как королеву?

– Нет-нет, лучше я вам заплачу, – поспешно девушка вынула из мочки уха золотую серьгу с лазуритом. Возьмите, только оставьте меня. Если со мной что-то случится, то мама не переживет. У нее слабое сердце…

– Дешево ты себя ценишь, – он ударил по протянутой ладони. Марина не успела зажать ее в кулачке и серьга затерялась. Она не стала ее искать, охваченная отчаянным поиском выхода из ситуации.

– У меня больше ничего нет, – жалобно всхлипнула она.

– Есть. И ты знаешь, что. Это безумное блаженство. Как ты, глупая, не поймешь, что нет в жизни большего наслаждения, чем обладание женщиной.

– Я еще девочка, – прошептала Марина, снова взывая к его жалости.

– О-о, мне повезло, такая редкость. Значит, непорочная. Такие сейчас очень редко встречаются. Свой шанс я не упущу.

По тому, как твердо произнес, девушка поняла, что уговоры его не остановят. В ней обострился инстинкт самосохранения. “Сначала надо выбраться из машины, – решила она. – А потом, может, удастся добежать до трассы. Очень слабая надежда, но все же…” Когда водитель, откинув спинку сиденья, привалился к ней, Марина неожиданно горячо прошептала:

– Не здесь же? Тесно, давай выйдем из машины.

– Так бы и раньше, глупышка, зачем было ломаться, строить из себя недотрогу, – обрадовался он и разжал объятия. Обошел вокруг «Лады» и открыл дверцу. Девушка вышла и, сбросив туфли на высоких каблуках, бросилась бежать. Но узкая джинсовая юбка сковывала движения.

– Напрасно решила меня провести. Не уйдешь, – обозлился он, настигая ее. Марина почувствовала прерывистое дыхание. Сильные руки, обхватив ее тонкую талию, повалили на траву. Она беспомощно упала навзничь, плотно сжала колени, закрыла лицо ладонями.

– Что ты, как неживая, – тормошил он. – Так не интересно, защищайся. Я люблю диких, горячих, чтобы визжали и стонали от удовольствия.

Он грубо разорвал блузку. Перламутровые пуговицы посыпались горохом. Схватил рукою за упругую грудь и навалился телом. В последней отчаянной попытке девушка вцепилась зубами в его руку. Насильник по-волчьи взвыл от боли, это окончательно разбудило в нем похотливого зверя…

Низкие черные тучи заволокли небо. Ветер тревожно прошелестел в кронах деревьев. Сквозь клочья туч сверкнула далекая звезда. Сорвалась, как чья-то оборвавшаяся жизнь. Луна, выглянув на миг, равнодушно взирала на совершаемое злодейство.