– Продолжаем сидеть на готовности «раз», – ответил ему Денис. – Прошу прощения за неудобства, полковник.

– Ничего, мы люди привычные, – сухо сказал Волин.

Прошёл час, другой…

Напряжение в отсеках корабля достигло состояния готовой лопнуть натянутой гитарной струны. Однако никто не ворчал, все понимали ситуацию и ждали решения начальника экспедиции, который уже не один раз спрашивал себя, не ошибся ли он со стратегией поведения?

Как оказалось, не ошибся.

Когда Егорыч сообщил, что до мчавшегося по своей орбите Меркурия осталось всего триста тысяч километров, в ситуацию вмешался пресловутый человеческий фактор: сдали нервы у пассажиров (или экипажа, не суть важно) корейского крейсера.

Они вдруг открыли огонь по гигантской «платформе геологов», словно только теперь осознали степень угрозы со стороны хозяев комплекса.

И завертелось…

Мозес не ожидал, что будет так некомфортно. Сила тяжести на поверхности «Бича» не превышала земную, но само спирально-кольцевое поле буквально плющило «жидкие»[10] тела людей и не давало возможности ни расслабиться, ни восстановить тонус. Чем активней двигался человек, тем сильней его «заносило, скручивало и колбасило», и самым удобным положением для космонавтов было положение стоя плюс полная неподвижность.

Изнемогли от постоянной борьбы с нелинейным тяготением и мощные бойцы Зеррина. Решили отдохнуть.

Мозес, готовившийся сделать ещё одну вылазку по трубе «Бича», почувствовал себя плохо и тоже дал отбой. По большому счёту, надо было бы покинуть «Бич» и освободиться от гравитационной экзотики на высоте пары тысяч километров. Но, во-первых, это требовало дополнительных усилий и времени, во-вторых, потом надо было возвращаться и садиться рядом с комплексом деструктора, что опять-таки требовало дополнительных усилий и времени, и Мозес объявил «паузу».

Лежали в каютах два часа, пытаясь медицинскими препаратами привести себя в порядок.

Потом с Мозесом связался капитан крейсера:

– Прошу прощения, господин начальник. Платформа геологов ведёт себя очень подозрительно. К тому же наши локаторы дают почему-то другое изображение.

– Не понял.

– Визуальное изображение платформы не соответствует отражённому сигналу.

До Мозеса не сразу дошло, что имеет в виду Пак Сонсэнним.

– Выведите мне на экран картинку локатора.

Изображение «неба» над крейсером погасло, вместо него появилась странная конструкция, вызывающая невольный протест желудка: платформа геологов превратилась в сросток «кишок и зубов», не имеющий ничего общего с земными космическими сооружениями.

– Что это? – с недоумением осведомился Мозес.

– Не знаю, – честно признался Пак Сонсэнним.

– С Земли ничего не передавали?

Пак замялся.

– Разное… грозили трибуналом… требовали вернуться…

– Не обращайте внимания, вы же знаете, что это говорится для отвода глаз, чтобы ввести в заблуждение разведки конкурентов. – Мозес лгал, он и должен был лгать, потому что экипаж не должен был знать правду. – Продолжайте наблюдение.

– Есть, господин начальник!

– Эфир в нашем районе прослушиваете?

– Так точно, господин начальник.

– И не поймали ни одной передачи?

– Переговоры засекли… но они закодированы. Есть подозрения, что к «Бичу» подошли русский и американский фрегаты.

– Но этот заворот кишок не похож на фрегат.

– Никак нет.

– Запустите к нему дрон с аппаратурой.

– Слушаюсь.

«Ынха» выстрелил пулей зонда.

В каюте звякнул входной звонок.

Мозес поднял глаза на вспыхнувший экранчик «домофона». За дверью стоял Зеррин в скафандре, но без шлема.

Поколебавшись, Мозес открыл дверь.

Турок вошёл, чуть не задевая потолок каюты головой. Она не была рассчитана на такого гиганта.

– Нам не нужны свидетели, – угрюмо сказал он.

– Вы о чём, оберст? – удивился Мозес.

Зеррин кивнул на экран.

– Я не слепой.

– Это… неизвестно кто…

– Какая разница? В первую очередь это свидетели. Надо избавиться от них. Они могут помешать погрузке деструктора.

– Я бы не хотел связываться с чьими-то антикриминальными структурами.

– Два «Томагавка», и от этой кучи дерьма останутся только воспоминания.

– Хочу вас огорчить, оберст. И русские, и американцы уже здесь, где-то рядом, и если мы атакуем платформу, а она окажется их собственностью, нам не дадут возможности погрузить деструктор и смыться. Рекомендую вернуться туда и заняться погрузкой.

Зеррин внимательно всмотрелся в «кишечную» конструкцию на экране.

– Что за хрень?

Мозес рассмеялся.

– Возможно, эта хрень спала на «Биче» и проснулась, когда он подлетел ближе к Солнцу. Пока что она не мешает.

– К чёрту ваши предположения! Мне приказано снять деструктор и доставить на астероид… – Турок замолчал.

– Какой ещё астероид? – не понял Мозес. – Мы договаривались доставить его на базу на Луне…

– План поменялся. Не хотите отдавать команду капитану, я отдам! – Зеррин шагнул к выходу.

– Стойте! Я приказываю…

В грудь Мозесу упёрся ствол бластера. Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами.

– Мне плевать, какие проблемы решаешь ты, – процедил сквозь зубы Зеррин. – Но свою задачу я выполню, хочешь ты или не хочешь. Капитан подчиняется только тебе, отдай приказ уничтожить зависший над нами кусок дерьма! Или я перестреляю весь экипаж и займусь делом сам!

– Хорошо, я поговорю… – горло сдавило, и Мозес, испытывая приступ бессильной ярости, повторил: – Приму меры.

– Не тяни!

– Проанализируем обстановку… и решим…

Зеррин убрал пистолет.

– Даю полчаса на размышления!

Вышел, шагая тяжело, как железный истукан.

Мозес выругался, вытирая вспотевший лоб ладонью. Подумал: надо было сразу его прикончить, когда он первый раз вышел наружу.

Таблетка лиама помогла справиться с приступом злобы и бессилия. Ладно, господин оберст, мы ещё посчитаемся…

– Пак, – связался Мозес с мостиком, – мне нужны все данные о нашем положении. Срочно! Кто ещё кроме нас крутится возле «Бича», какие переговоры и с кем ведёт, повнимательней изучите объект над нами.