Провал признал и сам Кроули, но, будучи совершенно не склонным к самокритике, свалил все на «гистрионскую некомпетентность» исполнителей и «неподходящую обстановку».

Группа дилетантов под началом Кроули, конечно, не могла увлечь продвинутых театралов, избалованных такими режиссерами, как Гордон Крэг, и такими актрисами, как Элеонора Дузе. Но дело было не только в этом. Эпоха символистского театра достигла своего пика, но за пиком неизбежно следует упадок. Форма, в которую Кроули облек «драматические ритуалы», начинала устаревать. Между тем сами идеи сексуальной магии были шокирующе новы, и устаревающая на глазах форма им никак не соответствовала. Этот разрыв между формой и содержанием и стал причиной провала «Элевсинских мистерий». Действо не устроило ни изысканных театралов, ни оккультистов.

Лондонская желтая пресса набросилась на Кроули, как стая борзых. Особенно усердствовала газета Looking Glass, корреспондент которой не только назвал зрелище кощунственным и непристойным, но и снабдил репортаж фотографиями, которые должны были подтвердить его слова.

На фотографиях можно разглядеть людей в мантиях с капюшонами, алтарь, испещренный таинственными письменами, и более ничего. Разве что на одной из них женщина с распущенными волосами (Уоддел) припадает к груди возлежащего на алтаре Кроули. Однако оба одеты, и лицо женщины выражает скорее скорбь, чем похоть. Похоже, репортера смутило само сочетание рассуждений о смерти бога с экстатическими танцами и музыкой. К тому же на сцене часто гас свет – поди разбери, чем занимаются в темноте эти распущенные безбожники. Тем более что до корреспондента явно доходили слухи о сексуальных подвигах Кроули. «Господа, разве вы допустите, чтобы ваши жены и дочери видели все это непристойное богохульство?» – восклицает автор статьи.

Понятно, что для желтой прессы личность Кроули была настоящей находкой. Викторианская эпоха закончилась, но общественные табу по-прежнему держали в страхе консервативное британское общество. Викторианцы канализировали свой болезненный интерес к сексу через многочисленные научные его исследования: ни одна эпоха не дала столько описаний сексуальных патологий. Наука придавала болезненному интересу респектабельную форму. Теперь этот интерес стала удовлетворять желтая пресса, набрасывая на него удобный покров морального негодования.

Если театральные прожекты Кроули не удовлетворили знатоков своим очевидным дилетантизмом и устаревающей формой, то у широкой публики они вызвали всплеск негодования, искусно подогретый бульварной прессой, которая первой поняла, как можно заработать на буржуазном лицемерии.

Именно с той поры репутация Кроули неумолимо покатилась вниз. Он безуспешно пытался защищать ее в судах, но в 1920-е годы она рухнула окончательно. Даже Георгий Гурджиев не пустил его в Приоре. Но скорее это было связано с нелюбовью кавказца к гомосексуалам, хотя к лесбиянкам он относился хорошо (из них по преимуществу и состояла группа «Веревка»).

Тогда-то Кроули и получил прозвище «самый порочный человек в мире», однако не столько за театральные эксперименты, сколько за свой образ жизни. Корреспонденты Looking Glass, John Bull и других прототаблоидов (собственно таблоиды появились лишь после Первой мировой) оправдали надежды обывателей и снабдили их чудесным объектом для возбуждения сладкого ужаса и возмущения.

Последний раз Кроули оказался связан со сценой в России, привезя туда своих полуголых скрипачек. Но к магическим ритуалам эта легкая кафешантанная эротика не имела никакого отношения. Просто Кроули решил подсобить Лейле Уоддел. Багряной жены из нее не получилось. Увы, она не обладала медиумическими способностями, и духи не желали сообщать через нее новых секретов. Может быть, Кроули был прав и их не устраивал ее вульгарный акцент? Так или иначе, Пигмалион испытывал некоторую ответственность за судьбу своей неудавшейся Галатеи и в виде утешения свозил ее в пронизанную мазохистским духом Московию.

Это не значит, что Кроули оставил пророческие амбиции. Просто он стал упаковывать их в традиционную оккультную форму. В 1910 году он встретил немецкого мага Теодора Ройсса (1855–1923), одного из создателей Ордена восточных тамплиеров (Ordо Templi Orientis), взгляды которого на роль сексуальной магии и галлюциногенов полностью совпали с его собственными.

Сходство было столь разительным, что через пару лет маги принялись обвинять друг друга в краже оккультных секретов, но в конце концов решили, что лучше сотрудничать, чем ругаться. В 1912 году они создали британское отделение Ordо Templi Orientis – Mysteria Mystica Maxima, во главе которого встал Кроули с титулом Суверенного великого мастера Ирландии, острова Ионы и всея Британии. С тех пор его имя прочно связано с Ordо Templi Orientis, и он почитается многочисленными ветвями ордена по всему миру.

Не оставил Кроули и занятий искусством. Более того, его неукротимая творческая энергия еще более возросла, может быть потому, что, промотав немалое состояние, маг был вынужден зарабатывать на жизнь не только магическими посвящениями, но и пером. В Америке, где он провел годы Первой мировой, Кроули даже стал художником и имел пару удачных выставок.

Из Италии его изгнал Муссолини, из Франции – Пуанкаре, из Германии, где нацисты обещали взяться и за оккультистов, и за гомосексуалистов, он уехал сам. Остаток жизни неутомимый космополит был вынужден провести на родине, к которой не испытывал особо нежных чувств.

Удивительным образом в конце жизни он снова оказался связан с театром. В «Нитях времени» Питер Брук вспоминает, какое впечатление произвела на него в ранней юности книга Кроули «Magick», которую он увидел в витрине книжного магазина на Чэринг-кросс-роуд (автор настаивал именно на таком написании слова magic, подкрепляя свои соображения сложными каббалистическими выкладками). Особенно юного Брука пленили посулы насчет того, что тот, кто достиг уровня магистра первой степени, может не только создавать богатство и красивых женщин, но и магической волей вызывать вооруженное войско. Британское Министерство обороны такая возможность отчего-то не заинтересовала, хотя Гитлер готовил вторжение в Британию и прогермански настроенный Кроули (фюрера он считал собратом по магическому цеху, но вконец запутавшимся) все же решил предложить родине свои услуги. Брук оказался заинтересован больше – он разузнал в издательстве телефон мага и договорился о встрече. Завязалась дружба.

Сильно потасканный британский джентльмен в зеленом твиде производил сильное впечатление. Он мог остановиться посреди Пикадилли и, потрясая экзотической тростью, проорать в небо заклятье против дождя. Или возмутиться тем, что гостиничный официант не знает номера его комнаты. «Конечно, 666, болван!» Он согласился спрятаться в оксфордском общежитии у Питера, чтобы смертельно перепугать своим внезапным появлением гостей. Брук чувствовал в нем неисчерпаемые запасы театральности и позвал консультантом на свою первую постановку в оксфордском театре «Факел» осенью 1942 года, тем паче что ставил он «Доктора Фауста» Кристофера Марло. Маг тихо наблюдал за репетициями из глубины зала, но когда Фауст занялся магическими операциями, вскочил и заорал благим матом: «Трижды нет! Нужен сосуд с настоящей бычьей кровью. Только тогда появятся истинные духи, уверяю вас!» И, подмигнув остолбеневшим актерам, добавил: «Даже на дневном представлении!»