«Похоже, мой золотой промысел под надежной охраной», – усмехнулся Кондратий, приближаясь к мастерским.

Пройдя мимо охранников, которые расступились, едва завидев хозяина, они поднялись по лестнице на второй этаж. По дороге боярин заметил еще одну узкую лесенку, что вела вниз. По всей видимости, в закрома. Путь туда был прегражден массивной дубовой дверью, почти полностью обитой коваными металлическими пластинами. А также охранником, маячившим в самом низу у двери. «Зайти, что ли? – засомневался Кондратий. – На камни драгоценные посмотреть с золотишком?» Но пока что их путь лежал наверх. Там, миновав решетку и еще двоих охранников, прибывшие оказались в чистой просторной горнице. Здесь по стенам были расставлены массивные комоды, почти в рост человека высотой, обитые железными полосами и запертые на замки такой толщины, что трудно было представить щипцы, способные перекусить эти дужки. Посреди горницы стояло шесть или семь длинных столов, на каждом из которых были разложены инструменты. Рядом с ними мелкими кучками посверкивали драгоценные камни. На каждом столе разные: белые и прозрачные, зеленые, синие, темно-красные. И за каждым столом сидел мастер – в обычной холщовой рубахе, вышитой по краю. С первого взгляда все они казались такими похожими друг на дуга, что у Кондратия зарябило в глазах. И лишь чуть позже он стал замечать различия – в одежде, инструментах, и самих изделиях, что лежали перед каждым на столе. Окинув взглядом это производство, Кондратий сразу обратил внимание на бородатого мужика благообразного вида, полировавшего какую-то золотую заготовку, которая сверкала огнем у него в руках. Изделие было похоже на обруч, куда оставалось вставить украшения в виде камней. Мастер же сам был в летах и задумчивым выражением лица походил скорее на монаха, который перепутал монастырь с мастерской. Это и был знаменитый Деян.

– Здравствуй, Деян, – поприветствовал его Захар, приближаясь.

– Здрав будь, Захарушка, – бодро откликнулся старичок, отложив золотую заготовку, – и ты, боярин, не хворай.

Остальные мастера только тогда и подняли свои головы, услышав громкие голоса в этом тихом месте, да и то лишь на миг оторвавшись от работы. К удивлению Кондрата, никто не вскочил и не стал ломать шапки. Посмотрев на прибывшего хозяина с приказчиками, мастера поклонились не вставая и вновь ушли с головой в свою работу, увлеченные делом. Кто заканчивал ожерелье, кто серьги для боярыни, а кто перстень красоты невиданной. Похоже, здешние мастера имели большие привилегии. Да оно и понятно было. В этом месте создавались драгоценности, приносившие боярину Евпатию огромный доход. А боярин ценил кур, несущих золотые яйца, хоть и держал их под семью замками.

– Покажи-ка нам, Деян, ожерелье, – не приказал, а скорее попросил Захар, останавливаясь у рабочего стола золотых дел мастера, – что наместник князя Черниговского заказывал. Помнится мне, что ты его давно уже справил.

– Знамо дело, – кивнул Деян, погладив бородку. – Готовое лежит. Достать, что ли?

– Доставай! – подтвердил боярин Евпатий. – Хочу на него глянуть.

Пожилой мастер проворно соскочил с табуретки и вскоре уже стоял у одного из сундуков с готовой продукцией. Но открыл его не сам, а сделал это здоровенный детина, объявившись вскоре рядом со связкой ключей.

«Охрана здесь поставлена не хуже, чем в банке, – отметил Кондрат, глядя, как открывается массивная крышка комода, – и захочешь не сопрешь».

Под крышкой оказалась еще одна с замком, а под ней еще одна. Наконец, Деян извлек на свет деревянный ларец, украшенный искусной резьбой и заигравший переливами камней при солнечном свете, попадавшем сюда в избытке, несмотря на узкие зарешеченные окна. Мастер осторожно перенес ларец на свой стол и установил на свободный угол. Затем с осторожностью открыл крышку ларца, доставая оттуда подставку с ожерельем.

Увидев ожерелье, Кондрат, не слишком привыкший к драгоценностям в прошлой жизни, был даже немного разочарован – не увидел он алмазного блеска прозрачных камней, который ожидал увидеть. Перед ним предстала массивная полукруглая пластина с кованым узором и замками по краям, отливавшая тусклым золотым блеском. Она была украшена пятью большими, с грецкий орех, разноцветными камнями – двумя зелеными, двумя коричневыми и одним перламутровым. К верхней пластине были приделаны еще три навесных, в виде цветов с лепестками. Тоже золотые и тоже усеянные разноцветными камнями. По одному большому в центре и множеством мелких, рассыпанных по лепесткам. Вся эта красота, весившая и стоившая немало, предназначалась для того, чтобы украсить шею знатной и богатой женщины.

Кондрат в нерешительности перевел взгляд на приказчиков, но те оба смотрели на ожерелье как зачарованные. Видимо, это действительно было настоящее сокровище.

– Молодец, Деян, – подвел итог Кондратий, который не собирался задерживаться здесь долго, – порадовал меня своей искусной работой. И заказчик будет доволен.

Мастер рассеянно кивнул в ответ, тоже не в силах отвести взгляда от сотворенной им же красоты. По всему было видно, что этот человек занимался любимым делом и думал не о деньгах.

– Ладно, съезжу я с вам в Чернигов, – решил вдруг Кондрат, – хочу сам посмотреть, что наместник княжеский скажет о работе нашего лучшего мастера.

– И то дело, – кивнул Захар, – поезжай, боярин. Проветришься после болезни, не все же тебе в тереме дни напролет просиживать. Людей повидаешь, себя покажешь.

Кондрат думал о том же самом. Где, как не в путешествии, можно жизнь узнать и места окрестные посмотреть. А потому решился ехать, чтобы побыстрее войти в жизненную колею рязанского боярина Евпатия Коловрата. Приказчик дело говорил: сидя в горнице много не увидать. А ему еще предстояло вскорости принимать командование сотней конных воинов, да на службу к великому князю возвращаться. От службы Кондрат отлынивать не хотел, но и в грязь лицом сразу падать тоже. И он вспомнил про кузнеца на болотах.

– Продолжай свою работу, – отпустил мастера боярин, – а мы пойдем, пожалуй.

И заторопился к выходу. Но приказчики его просто так не отпустили. Золотым промыслом они гордились не меньше, чем кузнечным и гончарным. А боярин давно здесь не был, а потому не видел многого. И боярин Евпатий вынужден был осмотреть работу других мастеров, также ваявших из драгоценных каменьев ожерелья разного вида и красоты, серьги, кольца, подвески и еще много чего. В основном для боярских жен и отпрысков. А кое-что и для княжеского дома.

Спустился и в закрома Евпатий, окинул взором залежи изумрудов и топазов, да золотые слитки, которым было предназначено вскорости стать перстнями, кольцами да серьгами, чтобы ублажать женский глаз. А то и мужской. Под конец от увиденного боярин ощутил себя каким-то Кощеем, поскольку в прошлой жизни ни одного подобного камня, а тем более золотого слитка, в руках не держал. Непривычно было ему не то что обладать, а даже смотреть на такое богатство. Все было как-то не реально, хотя и ощущал он своими пальцами холод изумрудов и небольшую шероховатость на слитках золота.

«Это ж сколько можно оружия и доспехов на эти деньги купить, – думал Евпатий, выбираясь по узкой лестнице наверх вслед за приказчиками, удивившись ходу своих мыслей, принявших военный оборот, – можно целую дружину, а то и армию, собрать для великих дел. Были бы только дела».